От этого зрелища в жилах застывала кровь, и Всебор не мог отделаться от ощущения, что снова видит скверный сон.
– «Это не сон, – пронеслось в голове. – Нежить существует и я тому свидетель».
Не добежав до Броля десяти шагов, он вскинул руку и, не целясь, нажал на курок, угодив особо резвому мертвяку прямиком в глаз.
– Решил помочь? – не оборачиваясь, бросил Громила. – Так и думал, что полезешь. У остальных кишка тонка.
– Хочу испытать трофей, – выпалил Всебор. – Если помнишь, я кое-что в сокровищнице подобрал.
– Поздно! – Броль с гиком размахнулся и отсёк какому-то здоровяку голову. – Я тут почти разобрался.
Всебор выхватил из ножен саблю и, разрядив наугад второй пистолет, отбросил его в сторону.
– Даже мне не оставил? – Всебор с трепетом уставился на рычащую толпу. – И где у них слабое место?
– Не задавай дурацких вопросов. Мочи всех. И бей куда придётся. Эти поганцы боли не чувствуют.
Всебор вскрикнул и ударил наотмашь обгоревшего верзилу-тиаберийца.
Управляться с холодным оружием, его никто не учил. Но кое-какие навыки он всё же освоил, когда на диких задворках Спумариса дрался с мальчишками-забияками на палках. Приютские всегда побеждали. Побеждали потому что были отчаянно храбры, а от голода и злости сводило скулы. Эти жестокие забавы частенько заканчивались рукопашными потасовками, поскольку никто не следил за соблюдением правил, и каждый старался хорошенько ударить палкой по пальцам.
– Не подпускай близко! – истошно закричал Броль. – Цапнут, и считай, сдох.
Туннель наполнился невыносимым смрадом, от которого спирало дыхание и мутило. Запах тлена, нестерпимый жар от раскалённых светильников и оглушающий рёв сотен глоток, ввергли Всебора в дикое исступление. Он рубил гиперборейской саблей без жалости и в пылу битвы не замечал ни усталости, ни страха.
Ходячие мертвецы, оборванные, покалеченные, покрытые плесенью и ржавчиной, воспринимались его разгорячённым воображением как соломенные мишени, отбросы, которые не вызывали ничего, кроме брезгливости.
«Легко сказать не подпускай, – подумалось ему. – Когда они так и прут, так и прут».
Почерневшие зубы, черепа с потрескавшейся серой кожей, белые глаза без каких-либо признаков ума, такими были «отверженные» Тиаберии. Они, как и всякая другая нежить бродили по своим владениям, напоминая всем живущим, что большая часть привычного мира теперь принадлежит навьим полчищам. Но Всебор этого не осознавал, он воспарил над сражением и ничто кроме самого сражения, не беспокоило его в эту роковую минуту.
– Попридержи коней! – зарычал Броль. – У тебя скоро пар из ушей попрёт.
Скрюченные пальцы, отрубленные руки, части источенных червями голов – устилали каменные плиты под ногами. Десятка два упырей, лежали без движений, но тех, что бесконечной вереницей шли на запах живой плоти, меньше не становилось.
Приглушённо звякнуло железо, и Всебор увидел, как сабля Броля разлетелась на куски.
– Не нравится мне такой расклад, – крикнул Громила. – Если эльфы не вынут проклятый кирпич – нам труба.
Он швырнул обломки облачённому в доспехи мертвяку, а сам выхватил акинак, который тут же вонзил в глаз другому.
Всебор попятился и, едва увернувшись от цепких пальцев, рубанул с плеча. Сабля отсекла «отверженному» руку, а вторым ударом, Всебор отрубил противнику голову.
До слуха донёсся знакомый грохот тяжёлых тиаберийских замков, но Всебор не мог остановиться, он рубил, словно сам превратился в машину.
– Хватит, я тебе говорю! – рявкнул Громила. – Нам ещё от нечисти улепётывать, так что понадобятся силы.
Не дожидаясь ответа, он дёрнул Всебора за рукав и поволок к спасительной двери.
– Мы всё сделали! – издалека завопил Палько. – Погодите, я вас прикрою…
Клут и Зубастик уже нырнули в проём, остался одноглазый, который суетился и пытался унять дрожь в руке с пистолетом. Но как только Палько заметил, сколько свирепых тварей преследует Всебора и Громилу, его и след простыл.
Спотыкаясь, они вбежали в тёмный туннель. Здесь не было гномьих светильников, но Клуту удалось зажечь свой фонарь, который, словно путеводная звезда указывал им путь. Где-то впереди кричал Зубастик, грохотал подкованными ботинками Палько.
– Нет! Я не собираюсь становиться жратвой для этих белоглазых тварей, – скрипнув зубами, выпалил Броль. – Пусть оставляют себе золото Тиаберии. Лучше быть нищим, чем кучкой праха.
Всебор хотел, было ответить, но не смог. Только сейчас он почувствовал, насколько устал: его ноги одеревенели, а руки дрожали так, словно он весь день таскал тяжёлые камни.
– Не расслабляйся, – подбодрил Громила. – Мы ещё не победили.
Завывание и гневное рычание за спиной эхом разнеслось по длинному коридору. Твари шли по следу, и Всебор шкурой ощущал этот прожигающий жадный взгляд изголодавшихся хищников.
– Сюда! – Клут держал над головой фонарь и улыбался. – Слава богам мы дошли!
Впереди показался тот самый проем, через который пять дней назад они вошли в проклятые копи. Жажда золота гнала их в самое сердце забытой всеми страны и только теперь, Всебор понял, насколько безрассудным и глупым было их предприятие. Ни за какие богатства он не вернулся бы назад. Ни за какие богатства…
Один за другим они перешагнули через высушенный торс тиаберийца и побежали к спасительному свету вдали. Свежий воздух, дуновение ветра, тихое едва различимое верещание лесных птиц, стали теперь для пятерых товарищей дороже любых богатств.
– «Вот оно истинное сокровище, – подумал Всебор. – Глоток воздуха, солнечный свет. И больше ничего не надо».
– Давайте к выходу! – рявкнул Броль. – А я тут задержусь на минуту.
Он остановился и, развернувшись, решительно бросился назад.
– Какого чёрта!? – закричал Клут. – Ты с ума сошёл!
– Он прав, – Всебор замедлил шаги, потом остановился и сам. – Если мы не закроем этот змеюшник, вся тиаберийская нечисть выползет наружу.
Громила давил на дверь изо всех сил. От напряжения на его лбу вздулись вены, а суставы рук хрустели словно жернова, перемалывающие зерно. Со свойственным упрямством и недальновидностью, он пытался решить проблему способом, который считал единственно возможным.
– Так не пойдёт! – выкрикнул Всебор. – Этот почерневший сухарь всё равно не даст закрыться замкам.
Шагах в двадцати замелькали лохмотья «отверженных». Твари рычали и мешали друг другу, надеясь пробиться к кормушке раньше, чем она закроется.
– Надо его убрать. Других вариантов не вижу.
– Я давлю, ты убираешь, – бросил Громила. – Хватай жмура за голову.
Всебор упал на колени и брезгливо сморщился. Работёнка та ещё. Но времени на раздумья уже не оставалось. Он схватил мертвеца за голову и потянул на себя. Затрещала высушенная плоть, хрустнули окаменевшие позвонки. С большим трудом ему удалось приподнять мумию тиаберийца, которая за столько лет приклеилась к камням. Но на этом всё и закончилось. Голова и часть торса остались у него в руках, а он сам, от чрезмерных усилий кубарем откатился к стене.
– Придурок! Поднимайся живее! – завопил Броль. – Через минуту лавина упырей снесёт нас в овраг…
Всебор вскочил на ноги, подбежал к двери и вцепился в грудную клетку тиаберийца. В эту минуту он вёл себя как зверь. Никакого уважения к останкам несчастного, только безумное желание добиться своего. Он чувствовал, как крошится в его пальцах почерневшая плоть, как хрустко ломаются пожелтевшие рёбра.
– Ну, давай же! – стиснув зубы, процедил он. – Давай!
Ему с трудом удалось оторвать останки от камней и отбросить их в сторону, но когда это произошло, скрытые в стенах тяги с грохотом захлопнули неповоротливую дверь. Они услышали лязг запираемых затворов и тихий едва различимый рокот голосов за ней.
– Какое облегчение, – прошептал Броль. – Давненько у меня так поджилки не тряслись.
Громила уселся прямо на пол и, опёршись спиной на дверь, тихо рассмеялся. Он сидел на том самом месте, где пару секунд назад лежал мертвец, но похоже этот факт его нисколько не смущал.