Ловя последние лучи солнца, они ещё какое-то время лежали на траве. Но вскоре свет померк. Потянуло свежаком, и слух начал различать пока ещё далёкий шум дождя.
– Поднимаемся и ищем убежище, – сказал Всебор. – Нам бы до утра дотянуть, а там посмотрим кто кого.
Долго грохотало. Перед бурей всё живое в заповедном лесу притихло. Замолкли птицы и даже жуки-точильщики под корой деревьев. А потом, нарастая с каждой секундой, полил дождь.
– Вот и разверзлись небесные хляби, – задумчиво прокомментировал Клут. – Может, всё-таки разведём костерок? Околеем ведь до утра.
По другую сторону холма, они наткнулись на замшелую сторожку, которая в незапамятные времена служила ещё лесорубам. Брёвна стен подгнили, крыша прохудилась, а печная труба рассыпалась по кирпичику, и всё же это было укрытие.
– Валяй, – пожал плечами Всебор. – Всё равно в темноте никто не заметит.
– Здесь и полешки сухие, – обрадовался Жиль. – Сейчас в таверне на Сонной улице, наверное, народ уже шумит. Увалень Лотар заказал гусиную ножку, а хозяин Кридор срезает с жареного телячьего бока толстые сочные ломти для гостей.
– За-т-т-ткнись! – с горечью в голосе протянул Клут. – Если не прекратишь болтать о жратве, я тебя стукну.
Им кое-как удалось разжечь в очаге огонь, и когда занялись сучья, вся компания сгрудилась у разрушенного камелька. Благодатное тепло взбодрило, но тоску не развеяло, и каждый продолжал, размышлять о своём.
– «Даже в пустой голове, иногда заводятся мысли, – поглядывая на Зубастика и Палько, подумал Всебор. – Только у всякого они свои».
– Жалко рис не в чем сварить. Котелок-то я потерял, – произнёс старый эльф. – Ну, что ж, придётся довольствоваться чёрствым хлебом.
Он достал из-за пазухи полкаравая и сунул их Всебору.
– Дели! – сказал толстяк. – Теперь ты у нас главный.
Утро встретило солнечным светом и щебетанием птиц. Дождь лил всю ночь, но к рассвету тучи рассеялись, и ливень прекратился. Пахло свежестью, трухлявой древесиной и полевыми цветами.
Костёр в комельке погас, но угли всё ещё отдавали остатки тепла. Спать пришлось сидя, да и можно ли было назвать это сном. Подпирая друг друга, вздрагивая от каждого шороха, они дремали и бессознательно ожидали вероломного нападения.
– Давненько я так паршиво не ночевал, – захрустел суставами Клут. – Того и гляди развалюсь.
– Не развалишься, – Палько дружелюбно хлопнул толстяка по хребту и заржал. – Старик, стариком! А в беге, молодому фору дашь.
– Драпали мы все, будь здоров, – вставил Зубастик. – Вот только, что нам теперь-то делать?
Все с интересом посмотрели на Всебора.
– Одно знаю, оставаться здесь не нужно, – произнёс Всебор. – Думаю, что Броль хотел провести нас в Калибар какой-то короткой дорогой. Сейчас посмотрим.
Он развязал на походном мешке узел и достал тетрадь Громилы. Коричневая потёртая обложка, суконный переплёт. Пару дней назад, в тёмных гротах Тиабрии эта тетрадь спасла им жизнь и вывела на поверхность.
– Хороший был парень, – заметил Клут. – Доберёмся до Калибара, справим по эльфу тризну.
– Тризну он справит. У тебя появилось за что? – рявкнул Палько. – Никто не спорит, Броль был хорошим товарищем, никогда не оставлял в беде, однако нрав у него, скажу я, был не золотой. Как напьётся, так кулаки и распускает. Временами щедрый, а когда прижмёт, жлоб каких поискать. Я у него пять лет на шляпу денег просил, так ведь не дал.
– Постыдись! – возмутился Клут. – Побойся богов, разве можно говорить о нём плохо. Он нам жизнь спас.
– Я и не говорю ничего плохого. Но что было, то было. Если эльф жмот и дебошир, у него этого не отнять.
– Прекрати, я тебе говорю, – толстяк вскочил и, выпячивая нижнюю губу, навис над одноглазым. – Если не возьмёшь свои мерзкие слова назад, я вышибу из тебя дух.
– Какого чёрта? – брызгаясь слюной, взревел Палько. – Ничего я назад брать не стану.
– Ну, так получай тогда от меня на довесок!
Это был уже второй раз за последнее время, когда несчастного Палько били в единственный глаз. Клут особой щепетильностью не страдал и ударил со знанием дела. Даром, что ярмарочный вышибала. Но Палько в долгу не остался. С виду долговязый и худой он обладал той силой, которая была свойственна его народу. Они сцепились в клубок и, опрокидывая все, что только можно было опрокинуть, завертелись внутри крошечной хибарки. Вдребезги разлетелись остатки камина, из ветхой стены вылетели несколько брёвен, даже покосилась балка, что подпирала крышу.
Позабыв об опасности, эльфы кричали, грязно ругались и лупили другу друга кулаками.
– Что ж вы делаете? – закричал Всебор. – Этак, вы мерзавцы Броля поминаете?
С большим трудом ему и Зубастику удалось разнять пришедших в бешенство эльфов. Но даже через десять минут они продолжали ругаться и вспоминать прошлые обиды, а потом два ворчуна и вовсе перешли на свой родной язык, от резких и выразительных оборотов, которого зазвенело в ушах.
– Это надолго, – ухмыльнулся Жиль. – Видал я свары, но чтобы так собачились, никогда.
– С этим концертом надо заканчивать, – отозвался Всебор. – Иначе, они весь лес на ноги поставят.
Он подошёл к эльфам и, дождавшись, когда Палько повернётся к нему боком, схватил одноглазого за ухо, второй рукой он ухватил за ухо толстяка. Ругань тут же сменилась воплями и мольбами о пощаде. Так, неосознанно и случайно, Всебор открыл слабое место народа лесов.
– Больно же! – воскликнул Палько. – Ну и клешни у тебя, ты часом не в кузне работал?
– А я от боли, чуть язык не откусил, – добавил Клут. – Чёрт! Теперь буду подальше держаться от твоих цепких лап.
– Откуда мне было знать, что вы такие неженки, – Всебор смущённо улыбнулся и покачал головой. – Предупреждать надо.
– Что ты вообще понимаешь, – хмыкнул Клут, набивая табаком трубку. – Эльфы терпимы к боли, у нас прочная кожа и кости, не ровня вашим человеческим, тверды как железо. Но уши. Уши самое хрупкое и мягкое, что может быть у эльфа. Такова наша природа.
Некоторое время все молчали, прислушиваясь к птичьему гомону на деревьях и возне грызунов под хижиной. Потом Всебор отыскал среди кирпичей тетрадь Громилы и, смахнув с неё пыль, пролистал до того места, где были начерчены географические карты.
– Наше счастье, что орки не пошли по нашему следу, – заметил Всебор. – Я не знаю, какой дорогой собирался вести нас Броль, но на его чертежах только одна.
Он потряс тетрадью перед носами товарищей, а потом отдал её Клуту.
– Выбирать не приходится, – пожал плечами толстяк. – У Громилы голова варила, будь здоров, он мог отыскать тайную тропу, о которой никто даже не подозревал.
Клут повертел тетрадь в руках, предложил посмотреть одноглазому и когда тот отказался, вернул назад Всебору.
– Умел бы кто ещё читать эти карты, – произнёс толстяк. – Да ориентироваться по ним. Мы народ простой, всегда под чьим-то начальством ходили.
– Да! – согласился Палько. – Так что все надежды только на тебя. Хлеб делил, теперь веди.
Только сейчас Всебор оценил, насколько полезным было его любопытство. Когда старый Сейбилен ворчал и ругался, желая уйти от назойливых вопросов, он доводил его до исступления, увеличивая их количество. Знания попали в нужную голову и каждое слова, каждый факт, полученный от старика, его мозг впитал и отложил в далёких уголках памяти.
Часов пять они шли молча. О физическом присутствии орков в этой части Гринберийского леса, пока ничего не напоминало. Но это не означало, что людоедов здесь никогда не было. Несколько раз они натыкались на огромные кострища, в которых сразу же обнаруживались остатки жутких орочих пиршеств. Кости животных вперемешку с человеческими, куски обгоревшего мяса, обломки чёрных стрел. Иногда они встречали жуткие охотничьи метки на деревьях. Иссушенные в прах скальпы, куски звериных шкур или того хуже, разбитые человеческие черепа. Все эти находки не могли не вызывать беспокойства и страх перед нечистью подстёгивал их идти вперёд.