Восемнадцать человек. Кто-то пал в бою, другие ушли в больнице от ран или инфекции. Одиннадцать ОБТСовцев, что так и не смогли пробиться к академии. Трое преподавателей, что всеми силами защищали вверенных им студентов, и четверо студентов, что наперекор правилам рискнули вступить в бой с мертвецами; кто-то скажет, что это не много, но для академии – невосполнимая потеря. Имена этих семерых будут помнить ещё очень долго, а история о битве с упырями обрастёт мифами и легендами, как это случилось с историей Клары Рабинович.
Игорь плохо помнил ту ночь, вернее события после ранения. Он помнил, как мертвецы проломили ограду и вошли во двор, как Игорь бился с ними в толпе таких же студентов и преподавателей. Помнил, что всё шло не так уж и плохо, что он справлялся, но появился медведь. Огромная мёртвая туша, он хрипел и переваливался на трёх лапах, подволакивая остаток четвёртой, а гнилое мясо свисало с него на лоскутах грязной шкуры. Игорь помнил сильный удар огромными когтями, что едва не выбил из него дух и чуть не оторвал руку. Помнил, как, напрягаясь из последних сил, сумел сжать кисть в кулак и наугад пустить с кольца вспышку. Помнил, как медведь, заклятием лишённый головы, упал сверху, и как придавил его, намертво втоптав в груду сгнивших тел.
В тот момент Игорь потерял счёт времени, заблудился в пространстве. Он то отключался, то вновь приходил в себя, изо всех сил стараясь выбраться. Помнил, как кровь хлестала из ран, как помутилось сознание. Он уже не помнил, как его нашли и вытащили, но помнил, как его грузили на носилки. Он не помнил, как оказался в больнице, но прекрасно помнил ту резкую острую боль, когда кто-то впопыхах споткнулся об его искалеченную руку. Он помнил Дашин голос, помнил, что говорил ей, но не помнил, что девушка отвечала.
А вот операционную Игорь запомнил очень хорошо. Как лицо и руку рвали на куски и сшивали обратно, как сам Игорь изо всех сил держал свою невербалку, но уже не мог сдержать ни слёз, ни криков. У него буквально закладывало уши от собственных воплей, он выл, рыдал в голос, орал до хрипа и умолял лекарей остановиться, но они всё равно продолжали делать свою работу. Игорь помнил, с каким мерзким хлюпающим звуком падали в металлический лоток отсечённые куски его плоти. Игорь помнил, как Рада стояла рядом и шептала ведовские заговоры; иногда они помогали – парень отключался и боль уходила…
Краем глаза Игорь видел, что Андромеда неотрывно на него смотрит. Он понимал, что пугает её. Что ж, Игорь не винил сестру. Он и сам ужаснулся, впервые увидев своё отражение в зеркале.
Внешность Игоря действительно сильно изменилась. Раньше привлекательное лицо немного портил лишь сломанный нос, но теперь… правая половина осталась прежней. Слева же от виска через щеку до подбородка тёмными бороздами тянулись три широких параллельных шрама. Они перекашивали черты и морщили кожу, а наполовину не открывающийся глаз создавал впечатление, что парень всё время щурится.
Игорь помнил, как очнулся. Как, накачанный опиумом и бог весть какими зельями, попытался встать, но со стоном рухнул обратно на подушку, когда правое плечо пронзила острая боль. Как Даша, сидевшая на краю постели, мягко погладила по здоровой щеке. Он помнил, что спросил: «Как ты?». Даша лишь кивнула, мол, всё хорошо. Когда Игорь спросил об остальных, она ответила: «Белла в порядке. Рома ранен, но он поправится».
За друга Игорь был рад. Рома потерял руку в бою – какой-то мертвяк отгрыз её одним махом, – но саламандровая мазь справлялась, хотя грубый шрам возле локтя, в том месте, где скальпель хирурга отсёк мёртвые ткани, останется на всю жизнь. И глядя на него, Рома будет вспоминать ту ночь, как будет вспоминать её Игорь, глядя в зеркало на своё лицо.
В каждой ситуации, как говорит Мамонов, надо искать свои плюсы. Вот и здесь Игорь пытался их искать, хотя это было сложно, почти невозможно. Совесть грызла его изнутри, потому как предыстория, рассказанная Радой в кабинете ректора, долетела и до его ушей. Игорь чувствовал себя виноватым, но, как правильно сказала Даша, даже если бы они пошли к руководству, им бы всё равно не поверили.
Даша – это и был тот самый плюс. Она была рядом всё это время. Она нашла его в толпе раненых, не отходила от его постели, пока он не очнулся. Даже кормила его с ложки, пока он в послеоперационном бреду валялся в постели, а высоченная температура плавила мозги.
Спустя эти годы Игорь, наконец, признался ей, и от этой мысли сердце до сих пор начинало биться чаще. Тогда в больнице, лёжа при смерти на носилках на холодном каменном полу, он сказал о своих чувствах. Сказал, потому что думал, что больше уже ничего никогда ей не скажет. Думал, что он труп. Он и был словно труп, там, у стен академии, погребённый под огромной тушей медведя, но всё же выжил. И – как знать? – может даже только ради Даши.
И уже после она ведь почти ничего не сказала. Лишь спросила: «Это правда? С первого курса?». Игорь помнил, что этих слов испугался, как мальчишка. Хотел по привычке пойти на попятную, отшутиться, но внезапно даже для себя утвердительно кивнул, широко раскрытыми глазами – глазом – смотря на девушку, на её реакцию. Даша только улыбнулась: «А я с прошлого года». Игорь тогда не поверил сразу. А когда поверил, обрадовался, рассмеялся так, что на лице разошлись и закровоточили швы. А Даша его поцеловала.
– Игорёк?
– М? – Голос Андромеды вывел парня из транса. Он повернулся к сестре, отметив при этом, что на секунду лицо её стало испуганным, если не сказать брезгливым.
– Братишка, ты мне шоколадку не купишь?
– Дрю, купи сама. Не маленькая.
Андромеда, обижено надув губки и громко хлопнув дверью, вышла из купе – теперь для брата она не девушка номер один, и её это задевало. Ревновала, так по-детски. Но Игорь любил Дрю и не обижался на неё. Она привыкнет. Со временем.
Даша глубоко вздохнула, слегка повернулась от шума и легонько сжала пальцами колено Игоря. Накануне девушка до позднего вечера просидела у Рады и делала заметки в медицинском журнале ведуньи, пока Воронцов ловил побочки от новых, испытываемых на нём зелий. Собирать чемодан Даше пришлось уже ночью; жутко уставшая, сонная – первое, что сделала девушка, войдя в купе, это приняла горизонтальное положение, удобно устроив голову на ноге Игоря, где почти тут же и задремала.
Толстый котяра развалился рядом – этот наглый рыжий гад один из немногих не шугался новой внешности Игоря. Он, как и раньше, по-прежнему по-приятельски тёрся об ноги и мурчал, тарахтя при этом, как несварение у тролля. Парень почесал кота между ушей, после чего укрыл Дашу толстовкой почти до подбородка. Он не хотел её будить. Ему нравилось, как она спит. Нравилось ощущать тяжесть её головы на своём бедре. Нравилось прикасаться к её волосам, слушать её спокойное дыхание.
А Даша на самом деле и не думала спать. Ей просто не хотелось всю дорогу слушать болтовню Андромеды. Хотелось просто побыть наедине со своими мыслями. Просто поразмыслить обо всём, что было.
Странно всё это. Одни умирают, другие рождаются. Кто-то расстаётся, а кто-то воссоединяется. Странное начало их с Игорем отношений. После жестокого боя, на полу в больничном коридоре. Рада сказала, что Даше нужно быть с ним, не бросать его. Она и не собиралась его бросать. Ни тогда, когда она была ему так нужна, ни теперь.
Он молчал так долго – почему? Кто знает! Он всегда был другом, но стал чем-то большим, чем просто пойти погулять вместе. Они родственные души, ведь только такие души постоянно вытаскивают друг друга изо всяких переделок. Игорь не раз спасал её. Теперь настала её, Дашина очередь.
Быть с ним, несмотря ни на что. Любить его, наплевав на всех. Просто потому, что так нужно. Просто потому, что она действительно любит его. Ни за что. Просто так и со всеми недостатками.