Горе Карла было шумным и чрезмерным. Целыми днями он плакал и молился с Анной-Марией перед алтарем в затянутой черным комнате, где также был установлен портрет ребенка. Он рыдал и обвинял себя, Анну-Марию в грехах, что вынудили Бога так их наказать. Он не позволял себе никаких удовольствий, кроме, пожалуй, одного, когда проникал к Этьен и плакал на ее, не столь наполненной горем груди. Он заставлял королеву поститься и молиться, чтобы Господь послал им еще ребенка. И она повиновалась и истово выполняла все это, пока тело ее не ослабело окончательно, а в голове стало пусто и светло.
Сестра Карла не предпринимала ничего, чтобы утешить их в этом горе, потому что оно весьма кстати держало Анну-Марию вдали от государственных дел, а без королевы и сам Карл не делал попыток заниматься ими.
Людовика ужаснуло, когда увидел бледную королеву, одетую в тяжелые траурные одежды. Она с трудом могла идти, а худые руки ее начинали дрожать от малейшего усилия. Он направился прямо к королю.
— Монсеньор, я очень беспокоюсь за вас, — начал он, — вы погубите свое здоровье.
Надо было быть льстивым и ласковым, иначе успеха не добьешься. Это Людовик знал хорошо.
— Значит, на то Божья воля, — вздохнул Карл, мысленно представляя, каким он сейчас выглядит смиренным, как мужественно переносит он свою боль. Таким он себе нравился.
— Господня воля, конечно, довлеет над всеми нами, но все же вам надо возвратиться к друзьям, они вас утешат. Нельзя запираться наедине со своим горем. Господь дает нам время, чтобы это горе забыть.
— Забыть? — недовольно пробормотал Карл. — Разве можно забыть смерть своих детей? Будь вы отцом, вы бы так легко не говорили об этом.
— Конечно, мне не дано полностью осознать всю глубину ваших страданий. Но и то, что я чувствую, дает мне возможность увидеть, какие чудеса мужественности и смирения демонстрируете вы. Но я боюсь только одного — что вы слишком истязаете себя. И мне кажется, вы не представляете, насколько больна королева.
Карл вопросительно посмотрел на него. В этом вопросе проглядывало раздражение.
— Я, значит, не представляю, а вы, выходит, представляете лучше?
— Вы весь, без остатка, погружены в свое горе. Она женщина, у нее нет вашей силы. Она истощена и физически, и душевно. Вы, конечно, сами могли убедиться в этом, достаточно поговорить с доктором. Но скорбь не дает вам возможности это сделать. Может быть, ее следует отправить куда-нибудь на время, чтобы она могла отвлечься и хоть немного забыть о том, что здесь случилось?
— Господь наказывает нас за наши грехи. И убежать от этого некуда.
Тут Карл от защиты перешел к наступлению.
— Вам легко говорить. Вы отвергли свою законную жену, нарушили клятву, данную перед лицом Святой Церкви. Так и живете в грехе. Не знаю, как долго еще Господь будет терпеть эту вашу греховность.
«Господь или твоя сестра Анна?» — подумал Людовик.
— Отправляйтесь и приведите ко двору свою жену, — повелительным тоном закончил Карл.
Всю дорогу в Блуа Людовик проклинал Карла. И что самое противное, — не пройдет и нескольких месяцев, и Карл сбросит с себя личину набожного праведника и наденет новую. У него много всяких личин.
Смерть дофина снова делала Людовика наследником трона, и это положение грозило ему большой опасностью. Все враги, включая, конечно, и Анну, распустили слухи о том, что он пребывает в радостном настроении, что он считает себя без пяти минут королем и что только Карл способен удержать этого нахала в узде.
Анна всегда была рада передать королю эти слухи. Она не вдавалась в подробности, только предупреждала, что сейчас очень внимательно надо следить за всей пищей, что поступает к королевскому столу, и следует поставить дополнительную охрану, особенно ночью.
Людовик мог только догадываться, что о нем судачат. Время траура, положенное по всем обычаям, давно уже кончилось, но дворец продолжал оставаться мрачным, как гробница. Людовик решил: надо что-то делать. Это ужасно, — думал он, — что жизнь столь многих людей, их счастье зависит от капризов безумца. Это уже не траур, а уродство какое-то. Черная мрачная пыль покрыла дворец и всех его обитателей, она подавляет любые признаки жизни, губит здоровье. Эту пыль надо вытереть. Освободить от нее Анну-Марию, иначе она не выживет. Это должен сделать он, Людовик. И не важно, что это грозит ему новыми неприятностями. Другие бароны пробовали протестовать, но Карл отправил их по домам, заявив, что если им при дворе скучно, то нечего и приезжать. Вдобавок их еще оштрафовали за дерзость. Не так-то легко вернуть двору веселье, когда сам король против этого. К счастью для планов Людовика, во Францию прибыли послы из Испании и Ватикана, очень важные послы. Их визит требовал устроительства пышного приема, со всем, что должно ему сопутствовать.