И побрела дальше сквозь шепчущиеся стебли кукурузы, раздвигая их своей тростью. Добрела до конца поля, до проселка, где между красными колеями серебрилась под ветерком трава. А вокруг, ни на что не обращая внимания, словно они невидимки, разгуливали грациозные куропаточки.
— Надо мне поспешать, — сказала Феникс. — Дорога теперь пошла ровная. Знай себе шагай.
И она пошла по дороге, протянувшейся через тихие голые поля, через рощицы, серебрящиеся в увядшей листве, мимо хижин, отбеленных солнцем и непогодой, с заколоченными дверями и окнами — точно сели рядком вдоль дороги старушки подремать.
— Ну и пусть себе спят, а я мимо пройду, — сказала Феникс, решительно мотнув головой.
В лощине тихо струился из полого бревна родник. Старушка нагнулась и попила.
— Амбровое дерево воду сластит, — сказала она и попила еще. — Знать бы, кто устроил этот родничок, — я еще не родилась, а он уж тут был!
Проселок спустился в болотистую низину, с каждой ветки здесь белым кружевом свисал мох.
— Спите крепко, крокодилы, — шла и приговаривала Феникс, — спите, спите да пускайте себе пузыри.
Немного дальше проселок влился в большую дорогу, и она пошла вниз, вниз меж двух высоких зеленых откосов. Наверху смыкали ветви вечнозеленые дубы, и было тут темно, как в пещере.
У канавы из высокой травы выскочил черный пес, язык у него свисал чуть не до самой земли. А Феникс шла и думала о чем-то своем и совсем не была готова к такой встрече, и когда пес подбежал к ней, она только легонько ткнула его своей тростью. И пошла дальше, точно травинка закачалась на ветру.
Но тут, в низине, на нее нашло словно бы забытье. И было ей видение, и она подняла руку, только ни до чего не дотянулась, и рука упала вниз и потянула ее за собой. И теперь она лежала на дороге и рассуждала сама с собой.
— Он тебя попутать хотел, этот черный пес, — говорила Феникс, — выскочил на тебя, старую, из травы, а теперь сидит, хвост кренделем свернул да еще лыбится.
Лежала она лежала, покуда не появился на дороге белый человек, охотник, совсем еще молодой парень, с собакой на поводке, и наткнулся на нее.
— Чего это ты тут лежишь, бабуля? — со смехом спросил он.
— Опрокинулась вот на спину, мистер, как июньский жук, да жду, кто меня поднимет, — ответила она, протягивая ему руку.
Он поднял ее, качнул в воздухе и поставил на землю.
— Чего-нибудь сломала, бабуля?
— Нет, мистер, хоть и стар бурьян, да крепок, — сказала Феникс, переведя дух. — Вы уж меня извиняйте за беспокойство.
— Где ж ты, бабуля, живешь? — спросил он, а псы тем временем рычали друг на друга.
— Далече, мистер, за горой. Отсюда и не видать.
— Домой путь держишь?
— Да нет, мистер, в город.
— В такую даль! Я и то туда пешком не хожу, если только дело важное есть. — И он похлопал по своей набитой охотничьей сумке; из нее свисала скрюченная лапка куропатки, клюв ее горько изогнулся, свидетельствуя о том, что птица мертва. — Шла бы ты домой, бабуля.
— Да в город мне надобно, мистер, — сказала Феникс. — Срок пришел.
Тут охотник опять засмеялся, так громко, что все зазвенело вокруг.
— Знаем мы вас, цветных! Уж вы не упустите случая поглазеть на Санта Клауса!
Но Феникс вдруг замерла. Глубокие борозды морщин разбежались во все стороны по ее лицу и словно закаменели — прямо у нее на глазах из кармана охотника выскользнула и упала на землю блестящая монетка. А он все расспрашивал ее.
— Сколько же тебе лет, бабуля?
— Да разве их сосчитаешь, мистер! — отвечала Феникс.
И вдруг она громко вскрикнула и захлопала в ладоши.
— Пшел отсюда, пес! Нет, вы только гляньте! — Феникс засмеялась, будто пришла в восторг от этого пса. — Ишь какой, никого не боится. Образина черная! — И шепнула: — Шуганите его!
— А ну пошел отсюда! — крикнул охотник. — Ату его, Пит! Ату!
Собаки понеслись друг за дружкой, а охотник за ними. Он швырял в них сучьями, и Феникс даже услышала выстрел. Но она в это время уже начала клониться вперед, все ниже и ниже, и веки у нее опустились, как будто она наклонялась во сне, а подбородок чуть не уткнулся в колени. И рука выскользнула из складки фартука желтой ладошкой кверху. Пальцы скользнули по земле к монетке так легко и бережно, точно она вынимала яйцо из-под курицы. Потом она медленно выпрямилась — монетка уже была у нее в кармане. Над ее головой пролетела какая-то птичка. Губы Феникс зашевелились.
— А Господь Бог — он ведь все видит. До воровства я дошла!
Охотник возвратился, его пес, тяжело дыша, бежал с ним рядом.
— Пугнул я его, теперь близко не подойдет, — сказал он, потом засмеялся, вскинул ружье и нацелил на Феникс.