Я в буквальном смысле этого слова впилась глазами в бумагу:
«Слитки золота [общим] весом 2600 кг (две тысячи шестьсот кг), [маркированные] литерой N, по 1000 гр (одна тысяча гр) каждый;
Слитки серебра общим весом 4800 (четыре тысячи восемьсот) кг, маркированные [латинской литерой N], по 1000 (одна [тысяча] гр) каждый;
Старинные сабли, шашки, ружья – [украшенные] серебром и драгоценными [камнями] в количестве 32 (тридцати двух) штук;
Оклады [икон] серебряные [в количестве] 116 (сто шестнадцати) штук, общим [весом] – 159 (сто пятьдесят девять) кг;
Коллекция монет [старинных в] количестве:
– золотых: 3500 (три тысячи пятьсот) штук, [общим весом] 22 (двадцать два) кг;
– серебряных: 11000 (одиннадцать тысяч) [штук, общим весом] 865 (восемьсот шестьдесят пять) кг;
– медных: 23000 (двадцать три тысячи) штук, общим весом 1796 (одна [тысяча семьсот девяносто] шесть) кг;
Посуда серебряная с различными клеймами: 453 (четыреста [пятьдесят] три) предмета, [общим весом] 345 (триста сорок пять) кг.
Изделия ювелирные [с драгоценными] камнями (цепи, броши, кольца, перстни, крес[ты церковные] золотые и [сере]бряные: 222 (двести [двадцать] два) предмета…»
– Интересно девки пляшут… – пробормотала я, в горле мгновенно пересохло, и я залпом выпила заботливо и очень вовремя протянутый мне генералом стакан ледяной минералки.
– Кроме того, хочу огорчить вас ещё раз. По нашей версии, в 1974 году на Котельнической набережной, по трагическому стечению обстоятельств, на Веретенникову вышли двое иностранцев, граждан Германии, один – убитый пресс-атташе посольства, а второй – Алекс Шторм. Однако сегодня утром мне стало известно, что по результатам сравнительного анализа, а на Шторма было запрошено досье из Интерпола, дактокарта нашего фигуранта и отпечатки пальцев убийцы, снятые в 1974 году в квартире, где был обнаружен труп Веретенниковой, не совпадают. Также есть официальная справка 9 отдела КГБ СССР от, – генерал нацепил очки и пробежал глазами листок бумаги, – 28 мая 1974 года, о том, что Алекс Шторм, прилетевший в Москву всё по тем же документам гражданина ФРГ Отто Валенберга, 1910 года рождения, по прибытии снял номер в гостинице «Интурист» и на следующий день попал под машину. Так что до самого вылета обратно в Германию он постоянно находился на лечении в 1 Градской больнице, под присмотром врачей, о чём имеется соответствующая медицинская выписка. Таким образом, его причастность к убийству Веретенниковой доказать не представляется возможным.
– Может, он, таким образом, обеспечил себе алиби? А на Котельнической набережной были совсем другие люди? Сейчас ведь он засветился в этом деле? – продолжала настаивать я.
– Понятно, что всё организовал он, но так или иначе, сейчас нам это уже неважно. Даже останься он в живых, предъявить ему было бы всё равно совершенно нечего. Именно поэтому и было принято решение о его ликвидации. Кроме того, теперь совершенно очевидно, что Алекс Шторм, он же Валенберг, так же как, впрочем, и мы, всё это время шёл по ложному следу. Я изучил кое-какие архивные документы, допуска к которым вы пока не имеете, и выяснил, что в 1941 году, после того как вагон с ценным грузом по ошибке подцепили к санитарному поезду, в районе вероятного нахождения груза была предпринята попытка высадки десанта и даже готовился прорыв целой танковой группой. Но к сожалению, операция не удалась. Десантированная в район деревни Рябцево группа была уничтожена. Груз вывезен немцами в неизвестном направлении. Так что, как ни прискорбно, наша задача остаётся прежней. Надеюсь, повторять её не нужно? А теперь свободны, даю вам сутки, чтобы прийти в себя, привести мысли в порядок, и завтра, – генерал бросил взгляд на часы, – к десяти ноль жду вас у себя в кабинете. Будем работать дальше. Особенно это касается Суходольского. Должен же он, в конце концов, отработать свои новые полковничьи погоны? Которые, впрочем, как я уже сказал, пока полежат у меня в сейфе. На сегодня у меня всё, вопросы отставить до завтра. Накопилось, я понимаю, их много, но, я думаю, не стоит сейчас пороть горячку и наспех выдвигать новые версии. Свободны!