Пока Гринвич вдохновенно заливал про прямую взаимосвязь света и времени, я осторожно взял в руки пыльную граненую колбу, светящуюся каким-то темно-синим, почти черным светом. Колба была холодна, как лед и необыкновенно тяжела, как свинец.
Вероятно, почувствовав теплоту моих рук, колба потеплела и стала гораздо легче. Излучения просветлело до ярко-синего и начало волнами распространяться по кабинету.
Я любовался светом никогда не виденной мной звезды и не расслышал, как неожиданно замолчал Гринвич. Оказалось, он стоит рядом со мной.
— Поставь колбу на место, — мягко, чтобы не испугать, сказал он. Я вздрогнул и обернулся. В глазах Хранителя Времени сквозило сильное беспокойство и одновременно неподдельное изумление.
— Это свет другой бесконечности, — благоговейно, почти шепотом произнес он, когда я поставил колбу на место. Свет в ней тут же превратился опять в темно-синий. — Существует поверье, что сумевший поднять этот сосуд, станет следующим Хранителем Времени. Если это так, то я с удовольствием уступлю тебе эту хлопотную должность, а заодно и своего Главного Оппонента, — он усмехнулся и опять посмотрел на реторту. — Где располагается эта бесконечность, не знаю даже я, хотя в своей жизни немало постранствовал по разным Вселенным. Это живой свет.
— То есть?
— То есть это такая форма жизни. Она намного опередила всех в своем развитии. Эта колба весит минимум как одна седьмая нашей Вселенной. Ты представляешь, какая там концентрация света?
— Быть такого не может! Я же брал ее в руки!
— То, что ты сумел взять колбу в руки, это заслуга не твоя, а заключенного в ней света. Он разумный. Вернее, это и есть разум в чистом виде. Я называю его Золотой Фейхоа, Дар Небес. Спектральному анализу он не поддается. Откуда эта колба взялась тут, не знаю. Но, судя по всему, она появилась здесь с момента сотворения мира. Я дошел до этого эмпирически, поскольку в разных частях Вселенной существует еще шесть подобных сосудов, удерживающих ее в равновесии. Свет, излучаемый этими колбами, бывает различен. Сейчас это цвет сильной тревоги из-за активности карликов. А они много отдали бы за то, чтобы овладеть этой колбой.
— Им-то она зачем?
Гринвич воздел к потолку хобот:
— Ну, как ты не понимаешь! Вся соль заключается в том, что свет, или иначе солнечная энергия, из Абсолютного Времени рождает Живое, а Живое Время — это порядок. Знаешь ты или нет, но хаос всегда стремится к системе, а система — наоборот к хаосу, так вот Живое Время, или производная света, это единственное средство, которое может превратить хаос в систему, и, соответственно, удерживать ее от него. Тот, кто рвется к богатству и власти, неважно, карлик это или прокаженный Ингольштадтом с Земли, сжигает Живое Время как топливо, и оно становится мертвым. Цивилизация карликов сейчас вся бредит лишь властью, и таким образом все их запасы Живого Времени близки к исчерпанию, а ситуация все больше погружается в хаос. Им сейчас необходимо либо быстро добиться поставленных целей — разрушить нашу Вселенную и создать свою, пока их Цивилизацию бесповоротно не накрыла анархия, либо обзавестись еще одним мощнейшим источником света для генерации животворящего Времени. И в первом, и во втором случае эта колба для них — спасение.
— Интересно, но все это очень сложно и довольно запутано.
— Разумеется, ведь время — одно из сложнейших явлений в мире.
Он замолчал.
Я подвинул к себе лавку и сел. Жена с откровенно испуганным видом присела рядом. Я заметил большой черный полированный прямоугольник на стене по правую руку.
— Что это? — я посмотрел на Гринвича.
— Зеркало, — произнес он немного погодя, и посмотрел на меня с некоторой опаской, будто ожидая, что я опять ничего не пойму. И, кажется, я его не разочаровал.
— Так оно ведь ничего не отображает!
— Здесь оно в своем истинном виде, без привычной для тебя формы-обманки, — вздохнув, сказал он. — Зеркало начинает отражать мир тогда, когда начинает стареть, понимаешь? В твоем мире течение времени беспрерывно, поэтому ты не мог видеть его таким. Здесь, когда оно лишено старости, оно играет роль связи, или двери, если тебе так удобней, с тем помещением или миром, который нужен мне… Ну, или моему Оппоненту.
Я внимательно вглядывался в смолянистую поверхность прямоугольника и в какой-то момент заметил слабую рябь, расходящуюся от центра к краям. Надо сказать, это было весьма необычное зрелище. Еще более необычным было то, что спустя какое-то время из зеркала сначала вынырнула гигантская ласта, а за ней и ее обладательница, с трудом пробравшаяся сквозь раму в кабинет Гринвича.