Он сбился, закрутил сокрушенно головой, а потом стукнул краем своего бокала о бокал Екатерины и опрокинул вино в рот. Он пил и видел краем глаза, что женщина тоже поднесла бокал к губам. Молча! Это должно было означать согласие, это ничего другого не должно было означать, потому что он желал ее, хотел ее, он извелся, как подросток! Он поставил бокал, он взял бокал из ее тонкой руки, отметил капельку вина на нижней губе, увидел ее спокойные глаза, в которых не было страсти, но не было и возмущения.
Соглашается, потому что он ей начальник, потому что зависит от него? Соглашается, потому что хочет получать блага или потому что боится мести с его стороны? Да плевать! Главное, что согласна, а почему это все…
Он взял ее ладонью за шею и властно притянул к себе. Ее спина тихо скользнула по спинке дивана к нему, мягкое плечо уперлось в его грудь, а полные губы оказались совсем рядом с его губами. Он касался их своими губами, чувствуя вкус вина, губной помады и женщины. Она не отвечала на его поцелуи, но губы были мягкими и податливыми. И тело тоже. Стоило ему протянуть руку и коснуться ее груди сквозь тонкую ткань платья, как тело отозвалось легкой неуловимой вибрацией. Или это ему показалось из-за сильного собственного возбуждения, которое охватило его, как в молодые годы.
— Катенька, Катюша, — шептал он как в лихорадке, прижимаясь лбом к ее груди, хватая губами край платья, зарываясь лицом в ложбинку между грудями. — Я так хочу тебя, ты мне так нужна, я теряю голову от твоего тела…
Он стащил с ее плеча платье, обнажил одну из грудей и шептал как будто именно ей, как он теряет голову. Он перечислял все ее части тела, давая им нежные эпитеты, он сходил с ума от того, что не чувствует сопротивления, он раздел женщину уже до пояса и целовал во все места, до каких только дотягивался, его трясло от предвкушения того, что будет дальше, будет обязательно, потому что Катя уже так много ему позволила и все между ними теперь ясно.
Его руки рылись в подоле ее платья, терзая ткань чулок, ощущая горячую кожу и ее безумную нежность. Он рывком прижал Екатерину к себе всем телом, услышал, как она тихо вскрикнула… Он был груб и страстен, потому что возбуждение достигло пика. Он срывал с себя пиджак, галстук, рубашку, он задирал на ней платье и стаскивал его через голову, тараща глаза на тонкое изящное женское белье, он повалил ее, послушную и податливую, как игрушку…
Все происходило молча, и только подрагивала и позвякивала на столе посуда. А потом он лежал на ней, ощущая, как ей под ним тяжело и как она дышит. Он повернулся на бок на узком диване и уставился в потолок. И все? И это стоило покупки квартиры? Давыдов закрыл глаза и стал вспоминать безумие возбуждения, которое им недавно овладело. Пожалуй, стоило. Стоило потому, что в любой день, в любой час он может ее сюда привести и насладиться ее телом. Между прочим, еще достаточно молодым. А то, что он не испытал ответной страсти… что ж, в этом тоже есть свое возбуждение. Овладевать женщиной, когда она тебе отдается не по любви, а по какой-то причине!
Екатерина молча поднялась и ушла в душ. Давыдов сел и налил себе вина. Думать, смотреть телевизор, общаться душевно с отдавшейся ему женщиной ему не хотелось. Ничего не хотелось. А потом она вышла в новом дорогом домашнем халате и подсела к столу. Они выпили, натянуто улыбнувшись друг другу, а потом… Давыдов просто напился до крайности и уснул на этом же диване, сквозь сон и опьянение чувствуя, как Екатерина стягивает с него брюки и рубашку.
…Солнце лупило жаркими лучами прямо в лицо, и от этого головная боль делалась просто нестерпимой. Давыдов со стоном перевернулся лицом вниз и с наслаждением ощутил прохладу подушки. Значит, он в таком неудобном положении лежал так давно, что аж шея затекла. Черт! Что же так неудобно лежать, и…
И тут он вспомнил, что проснулся не у себя дома, вспомнил все, чем закончился вчерашний день. Эта квартира, которую он предложил своей помощнице Екатерине Шеляхиной в обмен на сексуальные отношения. Вспомнил сам секс, вспомнил, как потом вливал и вливал в рот водку, пока не свалился от усталости и опьянения, не удовлетворенный ни сексом, ни…
То, что с сексом получилось не так, как хотелось, Давыдов вспомнил отчетливо. Как-то это все было похоже на то, что женщина просто уступила его домогательствам. Вот откуда неудовлетворенность! Он-то привык к тому, что все с желанием работают на него, проявляют усердие в работе, чтобы не рассердить босса, чтобы угодить ему. Души захотелось? А душу она тебе и не отдала, тело — пожалуйста. Хотел — получи.