Я, убей, не знал, - сколько заплатят духам за меня живого старшего лейтенанта 3-й воздушно-десантной бригады специального назначения Ивана Тучина, но как потом с живых русских они сдирают шкуру, знал. И поэтому напряжение достигло высшей силы. Попасть живым к ним не было никакой моральной возможности. Все что угодно, только не плен!
Духи, вдруг, стрелять перестали. За мечетью стрельба прекратилась уже давно. То ли мои самовольщики вырвались, то ли...все?! Судя по предыдущей плотности огня, скорее, наших самовольщиков перебили всех. Наступила жуткая, зловещая тишина, которая длилась несколько минут.
САМОЕ ВЕСЕЛОЕ
- Слишком уж тихо, - сказал Торопцев - сейчас, похоже, начнется самое веселое. Ребята, готовьтесь! По моей команде вперед и, - к мечети...! И перестань дрожать, Антипов - притворно - весело рявкнул он солдатику-первогодку. Антипов лежал, привалившись плечом к диску колеса рядом с убитым сержантом. Его мальчишеские глаза были полны отчаяния и ужаса. Автомат Калашникова казался большой, неуклюжей игрушкой в тонких руках не созревшего юнца. Антипов попытался улыбнуться. Но это у него получилось плохо. Он смотрел на Торопцева, и его взгляд выражал просящую надежду и мольбу.
- Над песочной площадью и вдали над острыми горами голубилось мирное и тихое небо. Где-то, как ни в чем не бывало, щебетали птицы и предстоящая бешенная смертельная схватка людей под этим домашним небом, казалась противоестественной.
Моджахеды пошли на нас. Между духами и нашим подбитым БТРом 100-метровая дистанция. Негр Джонсон, говорят, за 10 секунд одолевал ее. Но и 'духи' не Джонсоны, да и мы не попутный ветер. По команде майора Торопцева мы выскочили навстречу врагам из-под колес сгоревшего бронетранспортера, и густыми, сочными очередями гулко вспороли, наступившую было тишину. Тюрбанщики, между уже знакомыми нам боевыми криками 'Аллах акбар' и '"Шурави, таслим!", - визжа и крича что-то по-свойски, приближались к БТРу. У них был приказ не стрелять, поскольку нас было мало, и кто-то из тамошних баев мог хорошо заработать на нашем пленение.
Я опорожнил первый рожок автомата в ближайшую кучу духов, мгновенно перевернул его, опорожнил второй. И не напрасно. Я видел, как многие после моего веера пуль 'завинчивались' штопором или просто тыкались горбатым носом в песок. Стрелял я неплохо. Пальба вокруг стояла великая.
Но, Господи, сколько же их!? Мелькнула мысль, что до мечети нам никак не добежать. Оставалось только отбиваться.
Они наваливались по всей площади серой шароварной лавиной. Я бросил порожний автомат и судорожно схватил, наконец, тяжелый пулемет с зеленым квадратным коробом. Не видел, но чувствовал, что наши ребята рядом. Нажав на гашетку, решительно пошел вперед. Пулемет в моих руках, как надежная машина смерти дергаясь и сурово грохоча, выбрасывала беспрерывный поток смертоубийственного свинца. Мне только оставалось поводить стволом, стараясь не задеть своих. Я видел собственными глазами, что 'их' сторона превращалась в кошмар, в ад. Не было ни метра площади позади духов, которые бы не распотрошили наши пули. Наши ребята успели бросить гранаты. Они наделали много шума, и много восточных головных уборов закувыркалось в воздухе. Солдатик Антипов забыл выдернуть чеку, но его РГД-5 попала прямо в тюрбан бородатого. Ахмед схватился за голову и сел на песок. Редкий случай, но неплохо для молодого бойца спецназа.
Похоже, духам психическая атака надоела. Их решительные бородатые лики были уже в двадцати метрах. Они, наконец, тоже начали стрелять, потому, что тут уж не до вознаграждения, - остаться бы живу. Вскрикнул ефрейтор Тихомиров, получив пулю в живот, а рядом упал и задергался ефрейтор Шибалин. Ему то ли пулей, то ли осколком от нашей же гранаты напрочь выворотило коленную чашечку. Шибалин лежал на спине, опершись локтями в песок. Его трясло и он, широко открыв глаза, удивленно смотрел на свою розовую кость. Лехе Климову пробило шею, он, плашмя, упал, уткнулся лицом в песок, но по инерции продолжал стрелять одиночными, рискуя завалить своего. На Валеру Торопцева сзади навалился самый шустрый ахмед. Комбат схватил его руку с занесенным кинжалом, легким приемом уронил и тяжестью своего тела воин Аллаха с визгом мягко навалился на свой же кинжал до самой ручки. Что значит советская школа самбо! Пригодилось.
Среди грохота выстрелов, воинственного многоголосья, криков умирающих и разрыва гранат, тихий одинокий щелчок в моем пулемете отозвался в сердце бомбовым разрывом - кончились патроны! Перезаряжать было некогда, вокруг визжали и метались бородатые. Я скинул с пулемета короб, схватил его за ствол с сошками и, выдержав, ожег от раскаленного металла и, еще больше озлобившись от этого, саданул прикладом первого подвернувшегося ахмеда. Потом второго, третьего. Я не видел - сколько оставалось в этой катавасии своих? - но разъяренных врагов вокруг металось человек пятнадцать-двадцать.
Краем глаза успел заметить, что из-за скалы выбегало еще несколько десятков духов. В кобуре у меня был пистолет, но доставать было некогда, это самый крайний аргумент. А в подсумке на поясе дожидается своей минуты надежная Ф-1 с полу разогнутыми усиками. Пулемет-дубина был пока удобнее.
Какая из них, зараза успела мне кинжалом резануть плечо? - сначала даже не заметил, Потом еще раз резанули. Это был молодой бородатый афганец. Он отскочил от меня на пару метров, держа в руках огромный кривой нож, испачканный в моей крови. Дух дико вращал белками и кружился около меня в каком-то своеобразном индейском танце. Кажется, он улыбался и кружил, кружил, выбирая момент, когда я отвлекусь на другого духа, чтобы докончить меня своим ужасным ножом. Я страшно и матерно закричал, ринулся на бородатого.
Первый глухой удар приклада пришелся на его руку, которую он выставил, защищая голову. Нож выпал, дух согнулся и, уронив тюрбан, бросился бежать, но в меня, словно, вселился неукротимый бес. В два прыжка я нагнал моего врага и с такой силой звезданул по иссиня-черному загривку, что, казалось, треснул приклад. Налетели еще духи. Я кричал до хрипоты то 'Ура', то 'Е? тать', то 'вашу душу', круша своим пулеметом все вокруг, и направо, и налево, и бог его знает куда.... он часто с тупым звуком попадал в цель. Целей было много. Я помнил одно, что важнее всего успеть достать пистолет. Было мгновение, когда я уже это собрался сделать. Но пока было можно, я крушил и крушил. Ахмеды опять визжали, получив по плечу, по рукам, по рылу. Когда получалось врезать по голове, они кричали, мягко оседая на песок. Это только усиливало мою отвагу и злость. Ударило в ногу и в бедро, но кость, вроде опять не задело. Размахнулся, чтобы влепить очередному духу, но тот присел и пулемет вырвался из рук и, ободрав мне ладони мушкой, улетел в сторону. Я выхватил пистолет, дважды пальнул ему в грудь. Потом в другого. Оба упали.
НАШИ
Матерные крики по-русски и выстрелы за закопченной Валеркиной машиной - сначала мне показались какими то слуховыми галлюцинациями. И тут же слепое отчаяние сменилось на заполняющую голову радостную надежду - не подвел Сафронов.
Через минуту бородатых не стало. Вся площадь была устлана телами в серых непонятных одеждах. Некоторые еще шевелились и что-то бормотали. Изредка раздавались глухие хлопки выстрелов (вроде, наши ребята раненых в плен не брали?) С трудом входя в реальность, я стоял с пистолетом на пыльной площади у сгоревшего БТР-а по инерции еще готовый пристрелить или придушить каждого, кто приблизится ко мне ближе чем на полтора метра. Мутно озирался, пытаясь увидеть в живых Валерку Торопцева, Леху или кого-либо из моих солдат. Глаза заливало то ли потом, то ли кровью. Меня трясло.
- Успокойся, Иван, успокойся, дружек, все позади - как сквозь сон я слышал голос моего прекрасного приятеля из соседней роты капитана Гриши Адаменко.
- Успокойся, Иван, все обошлось, мы вовремя пришли, теперь все будет хорошо, все нормально - повторял он.