- И уж больно вид у него свирепый, - сказал Игорю Вовка, критически разглядывая памятник, - разве может быть у человека такое настроение, когда он в парадном обмундирование? И потом, мог же твой друг-скульптор наделить лицо солдата, хоть признаками элементарной осмысленности? Или он перед зеркалом его ваял?
Игорь хмуро молчал и в задумчивости чесал бороду.
Как человек немного знакомый с военным делом, Вовка понял, что и с другими частями тела памятника скульпторы поступили недопустимо вольно. Особенно суровую его критику вызвали обмотки на ногах солдата? Если есть обмотки, то не должно быть парадного кителя и наград?! Так как, обмотки солдаты носили лишь в начале войны, а тогда не только орденов не давали, еще и погон не носили. И потом, куда делась каска солдата? Если он с оружием, то должен быть в каске или держать ее в руке? Все эти подозрения Вовка резко по большевицки высказал техническому руководителю проекта.
Игорь крякнул, выругался, помолчал и сказал - Ладно, авось проскочит?!
Чтобы авось проскочило, парни пошли в сельмаг, купили две 'Столичные', закуски и прямиком пошли к председателю. Тот, по принятым в колхозе правилам, уже под "газом" сидел у парторга и рассуждал о ремонте техники перед посевной, (дело было в самом начале мая). Через час художники и колхозные руководители, чуть не обнявшись, пошли смотреть работу.
Пришли.
На фоне тревожного, сумеречного неба, памятник высился грозным напоминанием о несгибаемой воле русского солдата, а оружие в его руках олицетворяло великую силу и мощь Советской страны. С минуту все молчали. Вовка, весь издерганный из-за своих переживаний по поводу внешних качеств солдата, стоял и горестно размышлял о том, как они с Игорем будем выкручиваться, когда вскроется недоразумение с одеждой изваяния?
- Ведь все надо переделывать. А ему завтра с утра ехать в командировку. Как быть, что делать?!
От страдальческих мыслей Владимира оторвало какое-то всхлипывание. Он обернулся и увидел: председатель, обняв Игоря и шатающегося парторга, плакал, не скрывая слез. Потом он, оттолкнув своих попутчиков, церемониально выпрямился, постоял и, торжественно чеканя шаг по песочной площади, пошел к подножью памятника. Видя такое дело, парторг перестал шататься и встал в стойку 'смирно'. У всех были самые серьезные лица, присущие моменту. Председатель остановился в пяти шагах от пьедестала, выпрямился, положил руку на сердце, низко поклонился и, высоко задрав голову, сказал памятнику.
- Мы вас никогда не забудем! Затем он еще раз поклонился, развернулся и, вытирая рукавом слезы и не обращая ни на кого внимания, побрел в контору.
Там он вновь оживился, повеселел, достал из сейфа еще одну бутылку водки, долго обнимал Игоря и Вовку. А разливая, говорил:
- Ну, удружили, ребята. Век не забуду. Теперь и любое начальство можно принять. Да что там начальство, теперь и перед сельчанами не стыдно. Знаешь, сколько их тут погибло? Правильно я говорю, Иваныч? - не уточняя, кто тут погиб, председатель хлопнул по ватной спине закусывающего парторга.
- О-о, а-а-а, у-у-у - полным ртом утвердительно замычал Иваныч- Кончик его ярко-красного галстука плавал в банке с килькой в томате..
Затем щедрый председатель, не скрывая своего деревенского самодурства, чуть не ночью вызвал кассиршу и велел рассчитать художников. Кассиршу привез на мотоцикле парнишка лет четырнадцати. Она недовольно прошла в свою коморку, долго гремела ключами от сейфа, щелкала костяшками счет. Мотоциклист остался ждать мать у заборчика перед входом в контору, где справа и слева от калитки висели большие портреты, над которыми крупным плакатным способом было написано 'ЛУЧШИЕ ЛЮДИ КОЛХОЗА'
Портрет председателя колхоза висел с правой стороны от калитки, парторга - с левой. Расположение портретов также было не лишено идеологического уклона. Слева, сразу за парторгом, висел председатель профкома и комсорг. Далее шла сошка помельче, - пропагандисты всех бригад, активисты, а завершали левую портретную галерею, невесть как попавшие в члены колхоза, зав клубом и художественный руководитель ансамбля песни и пляски. Это была духовная элита хозяйства. Председатель возглавлял светскую и техническую, поскольку, сразу за председателем, висел его заместитель, главный инженер, агроном, зоотехник, бригадиры тракторных и полеводческих бригад. Галерея заканчивалась вороватой физиономией колхозного снабженца. Истинных тружеников полей и ферм: трактористов, кузнецов, доярок и полеводов - среди хороших людей не было.
Наконец, кассирша вышла, велела расписаться в ведомости, выдала деньги и, не попрощавшись, уехала со своим спутником.
Вовка с Игорем покинули приветливое село на первом автобусе.
Проезжая мимо колхозного Дома культуры, художники в четыре глаза смотрели на творение рук своих. Несмотря на недоразумение в обмундировании, солдат веско и даже величаво возвышался над деревенской площадью и над деревьями. Хоть и стоял он в обмотках, но свежая бронзовая краска на его парадном кителе и орденах так ярко горела, отражая первые лучи утреннего солнца, что на фоне серого деревенского пейзажа, эта картина смотрелась очень даже торжественно и празднично!
- Красавец! - восхищенно прошептал Вовка.
Оказывается, шаромыга - скульптор все на свете перепутал и
вместо ног и головы солдата - Победителя, ввернул им ноги и голову
солдата-Героя. Поэтому то он и оказался в парадном кителе, весь в орденах, а на ногах были обмотки. Для людей несведущих в хитростях формы одежды военнослужащего, особенно для дам, можно пояснить на цивильном примере: представьте, что на постамент поставили не военного, а гражданского человека. У него мужественный взгляд, на плечах блестящий и строгий фрак от Кардена, белоснежная рубашка от этого же кутюрье и черная, элегантная бабочка. Зато ниже идут, пардон, одни только кальсоны, а обут он в зимние ботинки постового милиционера от фабрики 'Красный ухарь'
На следующий день Владимир поразмыслил и позвонил председателю парткома колхоза. Узнав вчерашнего художника, Егор Иваныч обрадовался звонку и сказал, что ему бы и Ленина на площади надо заменить, поскольку прежний совсем устарел и облупился. Но Владимир порекомендовал Пал Иванычу связаться со скульптором, чтобы тот исправил брак в своей работе и отремонтировал 'солдата' за свой счет.
Выслушав замечания художника, Егор Иваныч поразмыслил и ответил:
- Ну, это правильно. Издеваться над героической воинской памятью солдат, путем замены формы одежды, мы никаким скульпторам не позволим. Спасибо за сигнал.
На этом разговор был окончен. Но к скульптору, похоже, никто так и не обращался. Лишь через год в памятнике заменили винтовочный ствол на автоматный. А ноги обули в цементные сапоги. Причем, доработку изваяния проводил, скорее всего, руководитель ансамбля песни и пляски и сделал это непропорционально. У солдата получились какие-то сапоги-скороходы разного размера и на одну ногу, а автоматный ствол, скорее, походил на армейский гранатомет РПГ-7. Но, ничего! Каждый год на 9 мая там проводят летучие митинги, пьют за Родину, за Сталина и за Победу.
ЗА ХЛЕБУШКОМ
Прошел час или больше. Наконец, появился Саня.
- Ребята! - крикнул он с высоты берега, - если все-таки хотите хлеба, то по коням. Здесь, оказывается, магазина нет, а до Хахал еще пять километров пути. Тамошний сельмаг работает до девяти вечера.
- А где ты час пропадал? - удивился Мишка, подозрительно глядя на возбужденного Александра. -
- То да сё, да живот прихватило после вашей армейской тушенки - ответил Саня, стаскивая свою байдарку в воду. - Да ладно разбираться, магазин закроют !-
Мы уселись в байдарки. Полчаса 'лету', и вот уже наверху с левого берега показалось, утопающее в зелени село. Подплыли к красивому деревянному мосту, перекинутому через Керженец. Байдарки остался сторожить Игорь, а мы вчетвером поднялись на высокий берег. Деревянный, выкрашенный в синий торговый цвет магазин находился в двух шагах. На его крыльце сгрудились, судача, местные бабенки. Они ожидали, когда с той стороны через мост пастух пригонит деревенское стадо коров. На истоптанной и пыльной автобусной остановке два пацаненка лет семи куролесили на мопедах, извергая рев однотактных моторов без глушителей и синий ядовитый дым.