— Требование вполне законное.
— При чем тут закон? У меня в цехах имеются такие кадры, которые не очень подбирают выражения. Особенно, когда дело не ладится.
— Значит, прежде всего надо наладить дело.
— Вам оттуда легко советы давать.
— Между прочим, когда я был директором завода, я тоже высказывал эти же бесценные мысли.
— Коля, ты мне друг?
— В принципе — да.
— Отзови Дружинину. Русые косы и синие глаза — приятные вещи, но не для тяжелого машиностроения.
— Кого тебе прислать?
— Толкового парня, чтобы авторитет имел…
— Ничего, если направлю курящего? Впрочем, уговорил.
— Договорились? Ну, спасибо. Привет!
Сквозь заиндевевшие стекла видны ветви с ватными обшлагами. Звонок Сергея Петровича. Отвечает Москва.
— Коля, это ты? Здравствуй, дорогой! Да, да, стареем, брат… А ты в особенности.
— За две тысячи километров видишь?
— Сужу по твоей памяти. Я же тебя просил насчет Дружининой.
— Никак не найду на замену ей надлежащего парня, А что Дружинина — плохой инженер?
— Вообще-то она толковая. Но не приживается на вашем заводе.
— Неужели критикой занимается? Ай-яй-яй!.. Я же ее предупреждал.
— Николай Терентьевич! Прошу тебя серьезно. Вчера на техническом совещании она поставила главного инженера Орлова в такое положение, что ему хоть в отставку подавать. На смех его подняли.
— Что же она так? Техническую неграмотность проявила? Или просто глупость сказала?
— Наоборот, она сама уличила Орлова в незнакомстве с некоторыми вещами. Так развеселила народ, что нашему главному теперь в цех нельзя показаться. Очевидно, вообразила, что выступает на профкоме института.
— А тебя она не критиковала?
— Ну, я стреляный воробей. Привык уже. Но главный инженер — человек у нас новый, и давать его на растерзание я не могу.
— Оказывается, сильнее русых кос и синих глаз у вас на заводе и зверя нет?
— Выходит, нет. Кроме того, она южанка, а у нас климат, сам знаешь, суровый. Отзови ее! Прошу. В ее же интересах! Договорились? Ну вот, спасибо. Привет!
Сергей Петрович прислушивается к доносящемуся из-за окна воробьиному гомону. На березах набухают почки. Сергей Петрович думает, что березе давно пора развернуть листву, а вот, поди, она тоже не справляется с программой.
Звонок телефона. Просит Москва.
— Здравствуй, Сергей Петрович. Это я, Николай.
— А, здорово, друг, здорово! Слушаю тебя.
— Имею честь сообщить тебе очередные неприятности. Жалуется на вас пензенский, завод. Недоволен вашей продукцией. Командируй в Пензу своего представителя. Пусть на месте выслушает их претензии.
— Пошлю, пошлю. Они не правы. Мой представитель им это докажет в два счета.
— Есть у тебя для этого толковый, зубастый, знающий инженер?
— Есть. Пошлю к ним заместителя начальника цеха Дружинину.
— Кого?! С русыми косами и синими глазами?
— Именно ее.
— Как бы она там их не рассмешила. Еще нечаянно вообразит, что выступает на профкоме института. И там могут оказаться работники, которые не умеют подбирать выражения.
— Во-первых, прошу не вмешиваться во внутренние дела завода. Во-вторых, благодаря русым косам и синим глазам в ее цехе даже самые заядлые сквернословы стали подбирать выражения.
— Значит, Дружинину?
— Договорились. Спасибо, что позвонил. Привет!
Жарко. Сергей Петрович расстегнул ворот чесучовой куртки и открыл дверь балкона. Портьера тотчас же выгнулась, подобно парусу.
В кабинет вошла секретарша и микрофонным голосом сообщила:
— Вас вызывает Москва.
Сергей Петрович снял трубку.
— Николай Терентьевич? Слушаю тебя. Здорово! Забыл ты нас совсем.
— Представь себе, не забыл. Старею, но в меру. Сергей, ты меня дважды просил отозвать Дружинину? Так? Сегодня же выполняю твою просьбу. Направляем ее на мелитопольский завод.
— Кто это «мы», позвольте узнать?
— Мы, министерство.
— Быстро решаете, дорогие товарищи!
— Между прочим, прошел почти год, пока мы этот вопрос решили. Не захваливай нас, как это ни приятно Ты ведь сам просил.
— Что-то я не помню. Серьезно говорю.
— Ну, хорошо. Мы отзываем Дружинину в ее же интересах. Она южанка, а у вас, сам знаешь, климат суровый.
— Плохо ваш климат знаете. Во-первых, в нее влюбился заместитель главного механика.
— А во-вторых?