— Давайте поспим, — предложил Ваня. — А потом к речке двинемся. Сеня пусть подежурит. Он больше всех спал.
— Он спал, а я не спал. Я не люблю, когда дождь. Ночью он холодный.
— Ты, Дима, тоже поспать охотник, — сказал Кузьма и подал Сеньке ружье. Тот молча взял его, отошел от костра и сел в кусты, положив на колени берданку…
Ваня проснулся и долго лежал на спине, смотрел в синее глубокое небо. Он хотел думать, как встретят их в поселке с золотом, как обрадуется отец, как будут хвалить их строители, а думалось почему-то о другом… Стояла перед глазами мать, заплаканная, в красной косынке, как живая…
— Где, говори, ружье! Караульщик! — Это кричал Кузьма. Ваня поднялся из травы и огляделся. Костер уже потух.
Кузьма стоял перед Сенькой, сердитый, а Дима ползал в траве, как ящерица.
— Уснул я, — оправдывался Сенька. — Оно и выпало из рук.
— Ветром его унесло?
Ваня тоже стал искать ружье, долго ползал с Димой пр траве, пока Кузьма не закричал на них:
— Не мните зря траву! Искал я… Не иголка ведь.
Они вернулись к костру и стали уговаривать Кузьму.
— Ты не сердись… Если не с пустыми руками вернемся, купят нам ружье.
— Эх вы! Не в моем ружье дело. Следит кто-то за нами, ребята.
Сенька не подходил к ним, сидел один, удивленный, испуганный. Даже жаль было на него смотреть.
— А может, и не следит никто, — сказал Дима.
— Медведь, по-твоему, ружье унес?
— И медведь… мне дедушка рассказывал…
Но Кузьма его слушать не стал.
— Пойду я, следы посмотрю.
Ваня пошел с ним.
Они направились от кустов, у которых сидел Сенька, в сторону леса и сразу наткнулись на следы. Кто-то недавно прошел по траве от кустов к лесу, шел не прямо, петлял, как заяц, и часто останавливался. Они прошли всю лужайку и в лесу потеряли след, вернулись к костру и долго сидели, молчаливые, удивленные.
Солнце уже спряталось за верхушки елок, от болота тянуло сыростью. Пока они спали и искали ружье — день кончился.
— Засветло болото пройти не успеем, — сказал Кузьма. — Может, ночуем здесь? — Он подошел к Сеньке. — Ладно уж, не кисни. О другом теперь надо думать.
Сенька улыбнулся ему.
Ребята стали готовиться к ночлегу. Хотя было еще светло, но за дровами они ходили по двое. Так веселее.
В лесу ночь наступала сразу, вечер там короткий, его и не заметишь, а здесь, на лужайке, серый вечер тянулся долго. Сначала потемнел лес и дальние кусты, потом потемнела трава, стала одинаковой.
Прокрякали утки на озере, и все стихло. Пришла ночь, гулкая и звездная. Воздух над костром стал сухим и густосиним.
Ребята сидели у костра и молчали, слушали тишину.
Ночью она другая, чем днем, глухая, тревожная.
— А может, поспим? По очереди, — предложил Дима. — Завтра вон через болото надо брести. Устанем.
Кузьма сначала не соглашался, но Ваня стал спорить с ним… Нельзя же вторую ночь не спать!
— Будем дежурить по двое, — уговаривал он Кузьму. — Сначала мы с Димой, а потом ты с Сенькой.
— Ладно. За костром следите.
Ваня шагнул в темноту за дровами…
— А-а-а!!! А-а-а! — закричал кто-то в болоте, страшным нелюдским голосом.
Ваня даже присел от страха и, выронив дрова, пополз на четвереньках к костру.
Дима с Сенькой сидели, прикрыв головы руками, а Кузьма стоял.
— Филин это орет, — сказал он. — Не бойтесь.
— Мы не боимся…
— А-а-а! А-а-а! О-о-о! — опять заревел в болоте филин или кто-то другой.
Ревел и выл филин в болоте долго, страшным голосом, от которого холодела спина.
Ребята прижались друг к другу и слушали, боясь пошевелиться… Потом все стихло. Но внезапно наступившая тишина тоже пугала, в нее не верилось.
Съежившись, они сидели у костра, придавленные темнотой, маленькие, как комочки… На небе дрожали неяркие звезды, обступил лес, большой и темный, темнее ночи.
Костер осел, рассыпался, начал тухнуть, желтоватые язычки огня ползли в сторону, по земле, лизали сырую траву и умирали. Ваня вытащил из травы большой сук, изломал его и бросил в погибающий огонь. Костер ожил и повеселел.
Сенька погрел над ним руки, встал и принес из темноты охапку сухих сучьев.
Шипя и постреливая, разгорался большой костер. Обгоняя сизый дым, летели от него легкие искорки.
— Зря мы у болота остановились, — сказал Дима. — Страшно тут.
— А где не страшно? — спросил его Кузьма.
Ответил за Диму Сенька:
— Дома не страшно. Только мамка ругается.
Ребята успокоились и стали гадать, кто кричал в болоте — человек или птица.