— Леший это орал, — сказал Дима. — Мне дедушка рассказывал про него. Прищемят ему русалки бороду, вот он и орет не своим голосом.
— Не выдумывай…
— О-о-о! А-а-а! — взревел в болоте леший.
Ребята замерли, оцепенели от страха. Леший выл совсем рядом, в десяти метрах от костра.
ПЕРЕПРАВА
Мокрый и злой, Яков вышел из болота, с трудом нашел в темноте тропку и зашагал по ней к шалашу. У шалаша остановился, погрозил кулаком мерцающему у болота костру и негромко засмеялся.
Ночь кончалась, уже тянуло предрассветным холодом, меньше стало звезд.
Яков решил спокойно спать в шалаше до утра, надеясь, что ночью ребята все равно никуда не уйдут. Не снимая мокрых сапог, он повалился на теплую, преющую траву и быстро уснул.
Разбудила его сорока. Она громко и назойливо трещала где-то совсем рядом.
Яков выполз из шалаша — и испугался… Солнце уже давно поднялось. Ребята могли уйти… Но куда? В какую сторону? Пока он своими глазами не увидит, что ребята вернулись домой, в поселок, нельзя им с Никифором спокойно мыть золото на Сорочьем Ручье… Он вытащил из шалаша мешок, берданку и побежал к болоту.
Трава сверкала на солнце, будто усыпанная битым стеклом. Ее разрезала тропка, прямая и тонкая. Тропка терялась в болоте. Но Яков в болото не пошел, он стал пробираться по обочине осинника поближе к тому месту, где ночью он лешим выл, пугая ребят.
Яков раздвинул кусты и облегченно вздохнул — ребята не ушли еще. Между краем осинника, где он притаился, и ребятами было саженей пять-шесть. Все понять он не мог, но некоторые слова слышал отчетливо… Ребята спорили о Сорочьем Ручье, часто поминали «золото», «французскую карту» и зачем-то «адмирала Колчака»… Яков слушал их спокойно, улыбался. Он был уверен, что они поспорят и пойдут обратно, в поселок.
Но Яков ошибся… Ребята пошли по высокой траве к болоту. Они шли к нему. Значит, решили они идти не домой, а на Сорочий Ручей. Ударив кулаком по осине, Яков негромко выругался и стал отступать к болоту. Он пятился от ребят, большой, тяжелый, как медведь, щупая ногами землю и спотыкаясь о высокие кочки. Он злился на свою беспомощность и с удивлением глядел на ребят. Они загоняли его в болото.
Яков вспомнил о лодке… Если ребята найдут ее, переправятся на ней через Глушиху, они сразу заметят тропу на Сорочий Ручей.
Густо заросшее болото дышало вчерашним еще теплом.
Яков ломился сохатым сквозь дудочник и ольху, топтал густую осоку, скакал зайцем с кочки на кочку, не думая о том, что оставляет за собой дорожку. Он думал сейчас об одном — скорее прийти к лодке и незаметно увести ее, спрятать…
И день, как назло, начинался солнечный, теплый. Ему было жарко, его злил такой день. Лучше бы лил дождь, бесился ветер, вырывая с корнем вековые деревья.
Кончилось проклятое болото, но дорога лучше не стала, тот же дудочник и осока, только под ногами не хлюпает вода и не надо опасаться зыбунов, затянутых веселой зеленью и ряской.
Показались черноногие липы. Он знал — за ними будет широкая лужайка с одинокой березой. На лужайке плохо росла трава, зато кустился мелкий вереск, похожий на дикий хрен. От березы он всегда поворачивал к северу, шел к речке, до нее оставалось с полверсты, и в тихую погоду слышно было, как воет Глушиха.
Яков не остановился у березы, не стал слушать, как шумит вечно недовольная речка, пошел дальше, ложбиной, по высокой и густой траве. У него кружилась голова: может быть, от усталости, а может быть, от багульника. Он тут густо рос.
Выйдя на берег Глушихи, Яков огляделся и нырнул в кусты. Он спустился по отлогому, заросшему травой и кустарником, берегу саженей сто и увидел знакомую липу. Под ней, уткнув нос в осоку, покачивалась, как утка, долбленка. Отвязывая ее от кустов, Яков вспомнил бывшего хозяина лодки, веселого разговорчивого мужика.
— Не скупись, старатель, — уговаривал его мужик. — Не лодку тебе продаю, а утку… На воде не тонет.
Сбросив мешок и берданку на дно лодки, он оттолкнулся веслом от берега и сел в корму. Подхваченная буйной водой, лодка стремительно понеслась мимо порыжевших камней, качаясь на водоворотах и прыгая с каменистых перекатов в ямы. В Сибири такие ямы на быстрых речках старики называли «вырями» и боялись их пуще смерти…
Яков спрятал лодку в кустах и вышел на берег. Он постоял у залива, осмотрелся… Надо было запомнить место и идти обратно, поглядеть, как ребята будут переправляться.
Вода убыла. Между водой и зеленью тянулась темная полоса сырого песка и гальки. Яков шел по мокрому песку, оставляя следы, шел и думал… Что делать дальше? Как остановить ребят? Если они переправятся через речку, Сорочий Ручей от них не спрячешь. А как помешать?.. Он услышал голоса ребят и зашел в кусты. Хоронясь, будто скрадывая зверя, он прошел по кустам саженей сорок и сел под широкую вербу. На другом берегу, как раз напротив его, у самой воды стояли ребята и глядели на буйную речку… Такую вброд не перейдешь… Нет! Есть ямы — шестом дна не достанешь. Переплывать ее тоже опасно — на перекатах вода как дикая бьется о камни, мечется в крутых берегах и воет.