— Нет, ты сначала скажи, что надумал?
— По дороге и скажу… Не ерепенься!
— А ружье зачем берешь?
— Ворон стрелять…
Они вышли из зимовки. Яков приволок от старого кедра большой камень и придавил им дверь.
— Морщится небо-то, — сказал Никифор. — Ночь будет ветреная…
— Пошли… Какая уж будет.
В лесу было совсем темно. Косматые елки и колючие кусты заступали им дорогу, трава хватала их за ноги. Яков хорошо помнил тропу, шел уверенно, вовремя обходил кусты, вовремя нырял под широкие лапы елок, а Никифора они хлестали по лицу. Старик, отбиваясь от них, негромко ругался.
На широких лесных полянках Яков останавливался и глядел на небо.
— Ты чего? — спрашивал его Никифор.
— Звезду жду, — ответил Яков и шел дальше.
Первая звезда должна загораться над речкой, Яков это знал. Она всегда там загоралась. По его расчетам, ребята после такой переправы и на ночь глядя, в лес не пойдут, будут ждать утра на берегу. Он вел Никифора к речке, вел и сам не знал зачем.
Они вышли из лесу на старую гарь и остановились. Глухо шумела впереди речка. От нее двигались на них черные обгорелые пни, как чужие солдаты.
Небо было одинаковым — темным на западе и на востоке и плоским, как доска. Яков увидел над речкой белую звезду, а в кустах костер, казавшийся издали фонарем.
Никифор не то ругался, не то шептал молитву… Порывистый ветер покачивал темную траву, черные солдаты наступали на них, окружали…
Яков сел в траву и вздрогнул:
— Да-а… пришли мы… Пришли. А чего делать, не знаю.
— Припугнуть угланов… Костер-то их?
— Пугал…
Старик сел к Якову.
— Неужто с угланами не справимся… Ты меня слушай, простая душа. Медведь живет силой, а человек хитростью.
Не ждал ничего доброго от старика Яков, но слушал, не перебивал… Может, Никифор и вправду одолеет ребят хитростью, спасет для него жилу… Тридцать лет он искал ее. Тридцать лет — срок немалый. Добрые люди детей вырастили и женили…
— Торопиться нам некуда вроде, — шептал старик. — Ночь целая впереди. Послушаем ребяток… Узнаем, куда они путь держат.
— На Сорочий Ручей идут… Чего узнавать!
— Идут, говоришь… Думают они идти, а пока сидят у костра и дрожат от страха. Тайга-то не дом родной… До Сорочьего Ручья еще десять верст. Глухомань кругом, тишина…
— Говори прямо, чего задумал?
— Послушать хочу ребяток. Поглядеть на них, что за звери такие.
— Ребята как ребята.
— Будто и так… А ты вроде и струсил, прибежал ко мне от деток спасаться.
— Хватит тебе, пошли. — Яков встал. — Иди тихо за мной. Ребята пуганые, опасаются.
— Шагай. Подо мной и вица не треснет.
Белеющий в темноте огонь вздрагивал и качался. Не доходя саженей пяти до кустов, они сошли с тропы и стали обходить костер с подветренной стороны. В кустах было темнее, чем на открытой гари. Яков шел осторожно, вытянув вперед руки и щупая ногами землю. Никифор двигался за ним неслышно, как мышь.
— Ловкий старик, — подумал о нем Яков. — На зверя не хаживал, а скрадывать научился.
До костра оставалось еще сажени три, но идти дальше было уже нельзя, кончились кусты. Ребята развели огонь в центре небольшой круглой полянки… Никифор было пополз вперед, поднимая ружье над травой, но Яков схватил его за ноги, затащил обратно в кусты и пригрозил:
— Башку расшибу!
— Охо-хо, — вздохнул старик, устраиваясь рядом. — Сколько хлопот сами себе выдумали. А дело — то проще простого… Кончить ребят одним разом и живи спокойно.
Шумела речка, и шум ее похож был на заунывный звон осенних шмелей. Зато комаров не слышно, но старик по привычке хлопал себя по шее и по лбу… Яков глядел на ребят, как на старых знакомых. Они суетились у костра, подтаскивали дрова, ворошили огонь. На полянку падали огромные качающиеся тени и тянулись к ним. Яков отползал, тени казались ему живыми.
Ребята стаскивали к костру дрова. Трое легли, а четвертый, стоя на коленях, выгребал палкой угли.
— Ваня… Давай рассказывай.
— Сейчас. Только чайник поставлю, — ответил стоящий на коленях парень.
Он поставил на угли чайник и сел. Двое подсели к нему, слушать. Яков узнал их: и самого маленького и длинного — караульщика. Четвертого не было видно — он лежал за костром.
— Ночью дело было, начал рассказывать парень. — Осенью… Красные разведчики заглянули в окно, а в избе белые офицеры, все пьяные, нашего красноармейца допрашивают. Кричат на него: «Где твои товарищи!?» — и наганом грозят. А красноармеец смеется и говорит им: «Дураки вы и больше ничего. Разве я своих выдам…»