— Следы смотрел?
— Смотрел… Да разве поймешь. Земля лысая в лесу, не луга. Так и не знаю, кто меня… Еле добрел сюды.
— Кроме ребят, некому. Они тебя украсили.
— Ну-у, ладно… встречу! Больше я с ними нянчиться не стану… Разговор будет короткий!
— Зла в тебе, старик, накопилось… Еле жив сам, а все лаешь. Раз не сладили с ребятами, мириться надо. Может, добром-то лучше.
— Я их! У-у-у, змееныши!
— Иди в избушку. Отдохни. Может, ума прибавится.
— О-ох, ночью их надо, разом. Ты, Яков, понимай. Или мы, или они нас кончат…
— Иди, иди. Аника-воин!
Старик ушел в избушку, а Яков, посмеиваясь, стал ждать гостей.
Ветер гонял по небу темные тучи. Угрюмо гудел кедр, качались березки, роняя зеленый лист.
Ветер вдруг стих. На землю посыпались звонкие капли дождя.
Яков спустился к ручью, прибрал лотки, снял желоба и сложил их в промывальню. Туда же сбросил гребки и лопаты.
Крупный грозовой дождь, не уставая, хлестал по песку. Песок оседал, пузырился и покрывался темными пятнами. Мутная вода в ручье кипела.
Яков постоял над Сорочьим Ручьем и пошел в избушку. У дверей его настиг гром, не раскатистый, а рваный, как орудийный выстрел. За спиной невпопад с громом сверкали и разрывались с сухим треском белые молнии.
Никифор сидел на нарах и крестился, Яков присел на чурбак у открытых дверей. Он любил летний дождь, бойкий, напористый… Ребята сейчас сидят где-нибудь под елкой, мокрые, как мышата. Грома они, наверно, не боятся. Не такие.
Сначала ушел ворча гром, потом и дождь стих, пробежавшись в последний раз по лужам. Стало вдруг непривычно тихо.
- Чего делать-то будем, Яков? — Никифор слез с нар, подошел к нему. — Гляди, нагрянут угланы скоро.
— Воевать с ними не буду. Хватит людей смешить.
— Сволочь ты, Яков. Иуда… На горе с тобой связался, на погибель. У-у-у, нехристь ты, варнак…
Ругаясь, старик ушел из избушки.
Яков пересел с чурбака на порог. У ног его начиналась дорожка и бежала по траве к ельнику. Ельник блестел, чисто вымытый дождем. Дорожка тоже блестела, полная воды. Блестела выпрямившаяся трава.
Тихо было кругом: осиновый лист не шелохнется, в лужах вода как зеркало. Яков сидел на пороге и слушал тишину. После дождя она звонкая. Сильно пахло смолой и еще медом. Это трава дышала. Яков боялся пошевелиться, больно уж хорошо кругом, давно у него праздника такого не было… Мучают себя люди, обманывают, а все зря, думал Яков. Душа, скажем, к ребятам потянулась, а старик ей в рыло золотом тычет. Вот какие дела…
Первым вышел из елок маленький, увидел на пороге Якова и юркнул обратно. Яков улыбнулся, стал ждать, что дальше будет. Потом вышел коренастый парень с ружьем Никифора, поглядел на избушку, на Якова и махнул рукой. Из елок вынырнули еще трое ребят и цепью, как на войне, двинулись к нему.
ПОБЕДИТЕЛИ
Они шли к избушке, недоверчиво поглядывая на огромного бородатого мужика. Кузьма, на всякий случай, держал заряженное ружье на весу.
Все могло случиться…
Вчера днем, на переправе, кто-то стрелял в Сеньку, а вечером исчез Ваня, пошел с чайником за водой и не вернулся. Они послали за ним Диму, и его долго не было. Хотел уже Кузьма за ними идти, но Дима пришел сам и рассказал, что Вани у речки нет, что его мужики в плен взяли, что он полз за двумя мужиками сначала по кустам, а потом высокой травой, чуть не до самого лесу, но забоялся и вернулся к костру… Задумались ребята: что за мужики такие и зачем они Ваню утащили? Но сколько ни думай, главное — спасать надо товарища. А как? Оружия никакого нет, а без оружия им, пожалуй, с двумя мужиками не справиться…
Кузьма предложил оставить мешки и лишнюю одежду у костра, а самим отправиться на разведку. На месте и решить — чего делать. Сенька предлагал другое — рассвета ждать… Ночью куда пойдешь? Но Дима не согласился с ним, сказал, что в темноте подкрадываться даже лучше, а главное — все настоящие разведчики сразу шли выручать товарища, никакого утра не ждали.
Они вышли из кустов на старую гарь и увидели мужиков. Мужики брели по траве и размахивали руками. Ребята бросились с дорожки в траву, притаившись, лежали долго, но ничего не услышали подозрительного. Только речка стонала и выла на каменном перекате. Они вылезли на дорожку, пригляделись и поняли, что это не люди, а черные обгорелые пни поднимаются над травой… Ребята пошли дальше по дорожке, раздвигая траву, как рожь, вглядываясь в густую тьму. Шум от речки слабел помаленьку и глох, зато оживала трава. Когда налетал ветер, ребята даже вздрагивали от ее свистящего шелеста.