– Ну, это, знаешь, дикость чистой воды. Таких, как Луков, отстреливать надо как бешеных псов. А тут нормальные люди, воспитанные, и домработница у них всем довольна, про хозяина только хорошее.
– Ага. Это она тебе. А ты с хозяйкой побеседуй, с соседями, – посоветовал Никита, и Евграф Никанорович неожиданно задумался.
– Ой, да что вы! Луша обожала Модеста Петровича. Они знаете когда познакомились? Еще до меня, – уверенно рассказывала Евграфу Никаноровичу вдова Щеголева. – Луша только в Ленинград из своей деревни приехала, в середине тридцатых. Голодно у них там было, а еще родители у нее умерли, одна она осталась, вот и подалась в город, думала сперва на завод устроиться или на фабрику. Вот вышла она из вокзала на улицу и растерялась, а тут какие-то лихие ребята налетели, вырвали узелок из рук. Это возле Витебского вокзала было. Луша стояла на тротуаре, глазами хлопала, дома вокруг большие, трамвай, народу много, все непривычное. Вот они и воспользовались. Дело вечером было, фонари еще не зажгли, толчея, хорошо, Модест Петрович мимо шел. Луша когда заголосила «помогите, грабят», он рядом оказался. В молодости Модест Петрович был крепким, сильным, он же в простой семье рос, рабочей, ну вот и не испугался, бросился вдогонку, одного парня с ног сбил, второму тоже дал как следует, а тут и милиция подоспела. А потом он Лушу к себе домой привел, потому что ей идти было некуда, он тогда с матерью в подвале на Разъезжей улице жил. Луша у него дня два прожила, пока место себе не нашла. На фабрику так и не пошла, а устроилась в прислуги к кому-то, я уж не помню, у нее спросите. А потом они с Модестом уже перед самой войной встретились, он тогда женат был, ребенок у них с женой только родился. Вот она к ним и пошла жить. А потом война была, Модест Петрович на фронт с концертными бригадами ездил, дома почти не бывал, мать его от голода в первую же зиму умерла, жена с ребенком во время бомбежки погибли. А Луша чудом в живых осталась, дома ее не было, когда бомба в здание попала. Карточки ходила отоваривать. Так что, когда мы с Модестом Петровичем познакомились, Луша уже у него жила. Она ему как родная. Да вы сами ее расспросите, – посоветовала Лариса Валентиновна. – Да и камертон ей не нужен, и комнату обыскивать незачем. Сколько лет она у нас живет, ни копейки не пропало.
Да, выходит, домработница отпадала.
И он снова возвратился к списку подозреваемых. Хирург с женой, скорняк с женой. Учитывая золотой камертон, их можно пока исключить. Зависть и золотой камертон не по их части. Хотя… а если ревность? Евграф Никанорович припомнил жену скорняка, пучеглазую пышнотелую шатенку с выдающимся носом, и супругу хирурга, миловидную блондинку с тонкими пальцами, пианистку Римму Тимофеевну. Первую можно было решительно вычеркивать, а вот вторая… Этот случай требовал проверки. Покойный Щеголев и хирург Тобольский дружили всю жизнь, а жизнь штука сложная, чего только в ней не бывает. Может, у Тобольской со Щеголевым был давний роман? Например, после гибели первой жены Щеголева и до повторного брака? Глаза Евграфа Никаноровича загорелись надеждой.
С этой же точки зрения стоило рассмотреть сопрано Марию Александровну Бессонову с супругом. Дама была хоть и в возрасте, около пятидесяти, но вполне интересная. Ее муж – военный, весьма видный мужчина. Герой, полковник, хотя, может, и простоватый для такой особы, как Мария Бессонова, честный служака, боевой офицер, всю войну прошел. Да, такой травить не станет, скорее пристрелит или морду набьет. Значит, эту пару можно пока вычеркнуть.
Далее семейство Альтов. Муж – известный на всю страну пианист, не менее популярный и заслуженный, чем сам убитый Щеголев. Значит, зависть скорее всего отпадает. Золотой камертон ему тоже вряд ли так уж остро нужен, стоит только вспомнить серьги, которые были на его супруге в день злосчастного эксперимента. Любовный мотив тоже, по-видимому, можно вычеркнуть, насколько помнил Евграф Никанорович, ревновал Семен Альт супругу к хирургу Тобольскому, а не к покойному юбиляру. Хотя… когда гости повторяли тосты, которые говорились в памятный вечер убийства, лицо Анны Ивановны Альт неприятно кривилось. А что, если именно она, а не супруг, ревновала к славе и известности покойного Щеголева? Да и к яду, как известно, чаще прибегают женщины, чем мужчины. А что, если у нее когда-то все же был роман со Щеголевым, тот ее бросил, и она его до сих пор не простила? Такое вполне могло быть. Анна Альт была женщиной хоть уже и немолодой, но все еще интересной, с фигурой, а лет пятнадцать-двадцать назад так и вовсе, наверное, была красавица. Значит, Альтов со счетов сбрасывать пока не станем, решил Евграф Никанорович.