Утро, как и следовало ожидать, ничего не изменило. Вадим проснулся от толчка, разлепил веки и обнаружил рядом уборщицу — заспанную старушку в коротком халате. Старушка сноровисто орудовала в проходе между рядами шваброй; не церемонясь, двигала, обдавая мокрой тряпкой, мешающие чемоданы и ноги.
Он посмотрел на электронное табло. Часы показывали семь утра. Он хотел и дальше погрузиться в прерванный сон, ибо в нем видел себя прежним преуспевающим врачом и никак не гонимым всеми бродягой, но заметил прогуливавшегося по залу милиционера и благоразумно ушел на улицу. Кто знает, что на уме у ретивого служителя Фемиды: одни казенные инструкции или человеческое отношение к ближнему, кем бы он ни был? Упрячет, как и обещано, в пресловутый бомжатник, а этот экскурс в планы Вадима не входил.
Казалось бы, велика беда — потерять документы?.. Однажды, когда он работал обычным ординатором в обычной районной больнице и ездил не на собственном авто, а в общественном транспорте, карманный воришка увел у него портмоне. И жалко было не денег, а пропавший паспорт. Правда, случилось это в родном Киеве, и процедура восстановления была проста, как гривна, — пришел в паспортный стол, объяснил ситуацию, стерпел обязательную экзекуцию, состоявшую из уплаты штрафа и заполнения протокола, и получил новый. Все!..
Наверное, и здесь, в России, такие вопросы решаются быстро. В худшем варианте, взамен поданного заявления о пропаже документов получить какую-нибудь справку, подтверждающую его слова и личность, по ней чинно и спокойно купить билет и добраться в Хабаровск. Что касается билета, он стоил порядка двухсот рублей. Занять, понятно, не у кого, но заработать можно. Примерно за месяц, сдавая бутылки или подрабатывая грузчиком… Жилье? В этом он непритязателен. Если придется, готов ночевать на вокзале.
На перроне довольно свежо. Зябко поежившись, он увидел на углу торговку беляшами и вновь ощутил сильный натиск голода. Желудок взбесился: бурлил, клокотал, наяривал на разные лады унылые серенады. От наглухо задраенных термосов шел такой запах, что у него пошла кругом голова, а нос заработал в ритме пылесоса, с жадностью втягивая мясной аромат.
Едва не подавившись набежавшей слюной, Вадим решился и подошел к торговке. Остановился в шаге от нее, посмотрел просяще на краснощекую бабенку в длинной кожаной куртке, с трудом сходившейся на расплывшейся фигуре.
— Вы… — замялся он, не глядя в глаза. — Понимаете… денег нет. Один пирожок. Я отдам, сегодня же…
Толстые накрашенные коричневой помадой губы скривились:
— Катись отсюда.
Спорить он не стал и, оплеванный, побрел прочь…
Наткнувшись на платный туалет, Вадим решил привести себя в порядок, сунулся в помещение, но путь к кранам преградил полный брезгливости голос:
— Куда?!
— Мне бы помыться, — пролепетал он, поймав себя на том, что почти холопски согнул спину перед дородной смотрительницей кафельного рая.
— Плати и мойся.
— Вам жалко воды? Понимаете…
— Понимаю, — оборвала она и выбралась из каморки; смотрительница на голову выше его и шире раза в два. Подбоченясь, стала похожей на домоуправительницу фрекен Бок. — Давай на выход!
Совершенно раздавленный подобным обращением, Вадим молча развернулся и ушел. Ушел прочь от вокзала, по рельсам, не зная, куда идет и зачем.
«А ты чего хотел? — стучала в висках жестокая правда. — Жалости? Сострадания? Сам-то многим сострадал или же отшатывался, будто сталкивался с прокаженными? Задумывался ли хоть раз, как люди, внешне нормальные и мало чем отличающиеся от остальных, оказываются на обочине? Всегда ли по своей вине или безволию? Нет, ты был таким же, как и общество, не хотел замечать их существования, и в наказание, а может, в назидание другим, встал с ними на одну ступень».
Выбравшись в частный сектор, Вадим набрел на колонку и умылся, привел в порядок голову, долго, морщась, вычесывал из мокрых волос засохшую кровь. Пиджак безнадежно испорчен и для носки не годился. Он напоследок проверил карманы и, выстирав под струей ледяной воды рубашку, напялил ее на голое тело. Пусть послужит в последний раз, пока сохнет рубаха. Ближе к полудню он снова показался у вокзала и выглядел куда лучше, чем утром. Если бы не побитое лицо да неглаженные рубашка и брюки — обычный законопослушный горожанин.