— Я не бомж! — взорвался Вадим, потеряв над собой контроль. — Я медик! Врач! У меня солидная практика! Меня, заместителя главврача республиканской клиники, — в бомжатник?
Он задохнулся, с трудом справляясь с охватившим его волнением.
— Я требую!.. Вы обязаны связаться с украинским представительством и сообщить обо мне.
Спонтанные выкрики и возбужденный его вид привели к совершенно обратной реакции, нежели той, какую он ожидал. Враз охладев, майор поднялась из-за стола, лицо ее напряглось, потеряв былую привлекательность.
— Порядок нарушаете? Что ж, хорошо…
Она сняла трубку бездискового прямого телефона и произнесла после секундной паузы:
— Дежурная часть? У меня посетитель очень беспокойный. Да, мешает работать. Пришел в неприемный день, еще и скандалит. Подъедете, мальчики? Жду.
Последнюю фразу Вадим услышал краем уха, покинув кабинет. По коридору почти бежал, с порога юркнул за подровненную стену кустарника и размашисто зашагал прочь. С милицией дел он иметь больше не будет.
План его, казавшийся безукоризненным и верным, с самого начала потерпел фиаско. Всем плевать на его проблемы: хоть простым людям, хоть должностным лицам, облеченным законом помогать в подобных случаях.
Что ж, ситуация, конечно, аховая, но выход находится даже из безвыходных… Ему остается последнее — добыть денег, пусть не на билет, который без документов не купить, так на взятку проводникам и трехдневный паек. Пока же его возвращение домой откладывается на неопределенный срок. Но не стоит падать духом. Цель есть — Хабаровск. А там родня в беде не бросит.
Никогда раньше ему не приходилось задумываться о такой философской материи, как смысл жизни. Не было ни времени, ни повода, ни настроения.
Теперь же, бесцельно прохаживаясь по привокзальной площади, уйти с которой не решался, словно опасаясь тем самым порвать последнюю ниточку, связывающую с прежней жизнью, собирая найденные бутылки в полиэтиленовый пакет, он начал выстраивать логическую цепь предстоящих действий и, выстроив, немного повеселел.
Вот он, смысл его сегодняшнего бытия, — не сдаться, не сойти с ума, не опуститься от безнадеги, идти до конца, добиваясь своего. И тогда окажется, что падение его — временное явление и не падение вовсе. А своеобразный подарок небес, позволивший лучше понять жизнь, научиться ценить ее такой, какая она есть, ощутить потерянный почти вкус к ней через нищету, унижение, дно…
Эти мысли его успокоили и даже придали сил. К концу дня Вадим стал понемногу оправляться от потрясения.
Вместе с тем он стал замечать вокруг таких же бедолаг, коих на вокзале оказалось не так уж и мало. Но и это, новое ему общество, членом которого, пусть на время, он становился, не ждало его с распростертыми объятиями. Здесь царили свои законы, своя конкуренция, каждый боролся за свое место под солнцем.
Заметив пустую бутылку возле металлической урны, Вадим поспешил к ней. Но сразу же наперерез засеменил замурзанный мужичонка в солдатском бушлате, пестревшем масляными пятнами, прорехами, из которых лез рыжий ватин с подпалинами. Неровно выбритую, с порезами, голову конкурента украшала затрапезная, явно из мусорного бака, кепка с надписью «Речфлот». На ногах хлябали разношенные, подхваченные на подошвах проволокой зимние сапоги. В левой руке он держал брезентовую грязную сумку, правой опирался на костыль.
Прихромав к добыче первым, бродяжка ухватил бутылку за горло и занял оборону, замахнувшись на Вадима костылем.
— Моя!.. — простуженно просипел он. — Отваливай, пока цел…
Вадим улыбнулся — хлипкую фигуру хромого запросто соплей перешибить. Но влезать в склоку из-за пустяка не стал.
Хромой, расценив его замешательство не иначе как слабину, раздухарился, сунул бутылку в сумку и булькающе предупредил:
— Вали… Не то скажу Ромке, он тебя в землю зароет. Много вас, умников, сюда лезет. Вконец оборзели!
Кто такой Ромка и за что его закапывать в землю, Вадим не знал. Спросить было уже не у кого. Хромой, припадая на костыль, проворно уковылял к приемщице, обложившейся пластмассовыми ящиками.
— Гляди-ка, бомжи за хлебное место сцепились! — обжег Вадима ехидный смешок.
— А этот-то сдрейфил…
— Жаль, вот бы спаринг получился.
— Ага, привокзальный реслинг!
— Ха-ха-ха…
Такой оказалась его первая встреча с обитателями вокзального дна. И не последняя, как выяснится позже. Но всему свое время.