«Он еще хуже Слона. Тот хоть ведет себя естественно, не показывает липовую крутость, как Юра. Юра же готов подняться, наступив на голову того, кто не в состоянии дать отпор, и задавить морально, используя любую возможность. А ума между тем — с гулькин нос…»
Выручает легкий ветер, поднявшийся как нельзя кстати. И туман дрожит, расползается клочьями.
Постепенно обзор проясняется, и уже, не напрягая зрения, Вадим видит перед собой и русло Тунгуски, зажатое в ущелье меж густо заросших соснами хребтов, и берег — высокий и обрывистый. К такому не пристать.
Он налег на шест — плот повело на стремнину, и, попав в бурную струю, его понесло с большей скоростью…
Тогда, в первый день, когда они взялись за сплав, получилось все неуклюже. Первым выпало править Ежову и Кривоносу. Вытолкав плот на середину реки, они тотчас потеряли над ним контроль. Плот закрутило. Он извернулся боком, и набежавшая волна хлестанула через край, заливая сложенные в кучу пожитки. Слон и сидевший с ним Юра в голос заматерились, полезли на эту кучу, дабы не замочить ног.
— Выравнивай, дура, выравнивай!!! — не своим голосом орал Юра на Ежова.
Тот затрясся с перепугу и навалился на шест.
Шест угодил в подводную яму. Вскричав, Ежов не удержал равновесия и ухнул в воду, подняв брызги. Голова его тут же пропала в мутной толще.
На поверхности пузырем вздулась синяя плащовка, всплыл фирменный лейбл. Вынырнув, Никандрыч заработал руками, отплевываясь:
— Помогите… Помо…
Волна окатила его, и, снова хлебнув, он ушел под воду. Появившись на поверхности, уже сипел:
— Я не умею…
— Старый хрыч! На хрена такого взяли? Одна морока, твою мать!
Поднявшись с рюкзаков и балансируя — потерявший управление плот неустойчиво покачивался на волнах, — он взялся за автомат.
Заметив говорившее само за себя движение, Вадим подскочил к нему, и дуло многообещающе нацелилось ему в грудь.
— Тебе что? — с подозрением спросил Юра.
— Не надо… Не стреляй. Зачем? Я сейчас… сейчас…
Понимая, что бандиту ничего не стоит выстрелить, он ушел на край, вырвал из рук растерявшегося Кривоноса шест и сунул в воду барахтающемуся Никандрычу:
— Держись крепче!
Ежов кашлял, захлебываясь водой, но ухватился за скользкое дерево, отчего шест основательно погрузился…
Вадим повернулся к хлопающему глазами Кривоносу:
— Помогай, чего смотришь!
Кривонос взялся за шест, и вдвоем они с трудом втащили беднягу на бревна.
Юра соскочил с рюкзаков, подбежал к кашляющему Ежову и пнул в грудь:
— Сволочь! Лучше бы ты сдох!.. А вы чего уставились? Работать!
Ошпаренный криком, парнишка схватил уцелевший шест. Тот, которым правил Ежов, колыхался на волнах далеко впереди. Он налег, и плот выправился, качка под ногами улеглась.
Василий сидел, обхватив себя руками, вода ручьями лила с его одежды. Тело не переставая била дрожь.
— Скажи спасибо… не дали тебя кончить, — с сожалением бросил ему в лицо Юра и сунул в уголок рта сигарету. — Ладно, еще не вечер.
В тот раз удача еще раз улыбнулась Ежову. Наступивший день оказался настолько солнечным и теплым, что роба его быстро просохла, и простыть он не успел.
Реку они не знали. Как не знали да и знать не могли тех опасностей, что она в себе таила. Ровная, почти зеркальная гладь с редкими водоворотами и перехлестами течений на первый взгляд казалась спокойной, почти благодушной. Но кажущийся покой и кротость были обманчивы, и в этом им скоро пришлось самим убедиться.
Плот быстро несло течением, и Вадим, отдыхавший после двухчасовой вахты, рассматривая берег, пытался оценить эту скорость.
«Представить себе, если все это расстояние пришлось бы преодолевать пешком, по сопкам, не зная троп, груженными под завязку… На то, что мы потратили часов восемь, от силы девять, ушло бы не меньше суток. Все же великая сила — природа. И река-труженица…»
Резкий толчок опрокинул его на бревна. Кувыркнувшись, он больно ударился головой и слетел в ожегшую холодом воду.
Выплыв на поверхность, он… почувствовал под ногами скользкий земляной откос.
Плот с маху налетел на отмель — затопленный вешними водами островок — и засел на ней.
Ухватившись за бревно, Вадим кое-как выбрался на твердь — вода скрывала ноги по голенища кирзачей.
В воде очутился и Кривонос. Остальные сумели удержаться на плоту, но повалились навзничь и теперь, поднимаясь, потирали ушибы.