Позже, накручивая баранку, выехав на освещенный фонарями Красный проспект, он костерил себя за излишнюю мягкость. Надо же было поддаться на уговоры, отступить… Теперь идти в отказ поздно. К Ольге он сегодня не поедет. Лучше завтра. Глядишь, утро вечера мудренее…
Глава 14
Проснувшись от надрывного звона будильника, Протасов несколько секунд еще лежал, надеясь, что звонок смолкнет. Но электронное творение рук человеческих продолжало дребезжать настойчиво и муторно. Терпение у него кончилось, он волей-неволей поднялся и щелкнул на панели переключателем.
«Восемь часов», — рассмотрел сквозь слипающиеся глаза черные цифры и потянулся.
Одевшись, он включил на кухне чайник, и, пока брился, вода закипела. Он заварил крепкий кофе, выпил мелкими глоточками. Взбодрясь, вымыл посуду, вытащил из прихожей спортивную сумку и задумался.
С пионерских времен не бывал он в походе и что с собой брать, не мог сообразить. Возможно, пару носков, смену белья и теплые водолазки?
Порывшись в стенке, он сложил в сумку теплые вещи, сверху утрамбовал толстый шерстяной свитер, с трудом застегнул «молнию».
«Ах да, паспорт…» — спохватился он уже на пороге, полез в трюмо и вместе с коричневой книжицей сунул в нагрудный карман джинсовой куртки четыре сотенные купюры.
«Теперь вроде бы все…»
Он огляделся еще раз — не забыл ли чего в спешке? — проверил утюг и плиту и только после этого вышел на лестничную площадку.
Десять минут спустя он стоял, сдавленный народом, на подножке троллейбуса, смотрел в окно, отсчитывая остановки до площади Маркса, где в одной из пятиэтажек жила теща, а с недавних пор и Ольга с их дочерью Юлей.
На звонок дверь открыла Ольга и замерла от неожиданности. Но заминка была секундной. Она посторонилась, впуская его в полутемный коридор.
— Здравствуй, — сказал Протасов, ощущая неловкость, и она ответила сухо, как ему показалось, и тихо:
— Здравствуй…
Рука ее нащупала на стене выключатель, и вспыхнула лампочка над дверью.
Она только что поднялась, видимо, он разбудил ее звонком, и стояла в той же ночнушке, что была на ней в то черное для Протасова утро, куталась в наброшенный сверху хлопчатобумажный халатик.
Пройти в комнату Ольга не пригласила, и он замялся в дверях.
— Как Юля?
— Растет.
— Наверное, большая уже?
— Большая, — вздохнула Ольга и поправила рукой каштановые волосы.
— Спит? — приглушенно спросил он.
— Нет уже… С бабушкой ушли на прогулку.
— Н-да… — протянул он. — Оля, я вот что… Может, хватит нам… дурью-то маяться? Пора взяться за ум. Разве это дело, когда дочь при живом отце растет… без отца.
— Приходи, играй с ней, общайся. Никто тебе не запрещает. Ребенок действительно ни при чем.
— Ну, а мы как? Неужели все? Поставлена последняя точка?
Она снова вздохнула и опустила глаза, в уголках которых навернулись слезы.
— Воды, Коля, много утекло…
— Да какая вода? — тихо возмутился Протасов. — Ничего еще не потеряно! Все можно вернуть на свои места. Ведь загвоздка-то в чем — ничего тогда не было! Ничего! Уж поверь мне… Нет за мной грешков, и мне не за что перед тобой оправдываться!
Ольга молчала. Восприняв молчание как слабинку, он усилил натиск и с ходу решил взять быка за рога.
— Махнем на природу! Последнее тепло проходит, скоро опять к батарее на девять месяцев.
Она, видимо, не до конца поняла его. По крайней мере недоумение отразилось на ее лице.
— Да все нормально, — заговорил он, продолжая наступление. — Нас Чехловы на выходные пригласили. Ирка так и сказала: «Без Ольги не появляйся».
— И куда?
Протасов не ответил. Посмотрев на наручные часы, воскликнул с жаром:
— Мы уже опаздываем! Давай собираться! Где у тебя вещи? Обо всем по дороге расскажу…
И он метеором пронесся по квартире, захлопал антресолями, появился в коридоре с измятой сумкой в руках и заторопил:
— Оля, не стой истуканом. Одевайся. Через два часа нам надо быть в Толмачах.
Она наконец сдвинулась с места, забрала у него сумку и демонстративно свернула:
— Коля…
Голос ее прозвучал отрезвляюще, и Протасов со всей ясностью понял, что это провал. Он не сумел ее увлечь, повести за собой и на очередной примирительный жест после двух неудач вряд ли решится.
Он опустил руки, изо всех сил стараясь остаться невозмутимым. И, сжав зубы, гонял по скулам желваки.