— Что? — выдохнул он, запыхавшись от бега. — Что случилось?
Она невозмутимо показала пальцем на уродливый ствол. Береста стесана чем-то острым, и на древесине — темной, но не черной еще от времени и влаги — он увидел зарубку.
Да, зарубку, в виде арифметического знака «больше-меньше», острием показывающего влево, сделанную рукой человека, и причем не так и давно.
— Не может быть, — пробормотал Иван и провел по ней ладонью.
Сомнений не было, глаза его не обманывали.
Здесь был человек, и оставленная им зарубка непременно должна куда-нибудь привести. Пусть не к жилью, пусть к охотничьему зимовью… Душу грело уже и это.
В худшем случае, дойдя до зимовья, где по таежному обычаю предшественник должен оставить припасы, Иван бы отделался от «балласта» и один, налегке, быстрее добрался бы до людей и привел помощь…
— А что она означает? — спросила Ирина.
— Да все! — не скрывая волнения, воскликнул Иван. — Мы правильно шли, правильно…
— Ура-а! — закричала она. — Значит, мы теперь обязательно отсюда выберемся? Так?..
— Так!.. Та-ак!
Клич, подхваченный потоком воздуха, разнесся по лесу, и взвилось в небо с карканьем растревоженное воронье.
Обернувшись к тропе, где еще оставались Чехлов и Протасовы, он крикнул им:
— Давайте сюда! Да идите же…
Захрустели сучья под тяжелыми шагами Чехлова. Сияя, Ирина бросилась ему на шею и завизжала, а он с недоумением смотрел на зарубку и не мог понять резкой перемены ее настроения.
— Что это? — спросил Ивана, не понимая всю важность находки.
— Дорога домой.
Ирина отпустила шею мужа и затрещала сорокой:
— Я так и думала… Я знала. Нам должно было повезти!
Иван взялся за объяснения тогда, когда к березе подошли Протасовы.
— Видите? — Его палец показал в острие насечки. — Куда она смотрит?
— Туда! — дурачась, махнула Ирина.
— Правильно. Любой охотник, попав в то место, которое плохо знает, чтобы не заплутать, делает свою зарубку. У каждого она особенная, отличная от других. Понимаете?
— Честно говоря, не совсем, — ответил Протасов, изучая зарубку. — Получается, что с одной стороны, мы вроде бы набрели на человеческий след, но с другой, не можем сказать уверенно, куда он ведет.
— Верно. Но есть одно «но», — пока не знаем. Важно уже то, что мы на нее наткнулись. Если повезет, дальше пойдем, как по проспекту…
Но Протасов не был настроен столь оптимистически. Надежда на благополучный исход, конечно, еще жила в нем, но в душе росла непонятная тревога, и он не мог распознать ее природу. Что-то ему не нравилось, а что, он не знал.
— Ты говоришь, стрелка указывает направление. Если я — охотник и подался на промысел, заплутал и, чтобы не ходить кругами, делаю отметки. Тогда получается, что путь к деревне указывает не острие, а, наоборот, хвост. Откуда такая уверенность, что мы сами не начнем кружить?
— Протасов! — возмутилась Ирина, сделав такое выражение лица, словно она уличила его в жульничестве. В зарубке она видела лишь то, что хотела видеть, — надежду на спасение, и ни за что не хотела расставаться с этой призрачной надеждой. — Не будь таким нудным! Ваня, наверное, лучше тебя знает, о чем говорит.
— Я что, против? Просто мне кажется.
Она снова показала зубки:
— Креститься надо. Да поменьше рассусоливать!
Разгорающуюся перепалку прекратил Иван:
— А ну, хорош! Что вы меж собой-то делите? Осталось только перегрызться для полного счастья. Как звери… Запомните: враждуя, нам не выбраться.
— Кто грызется? — Ирина сделала невинные глазки и, как ни в чем не бывало, спросила Протасова: — Разве мы ругаемся? Нет ведь…
— Короче, — жестко сказал Иван. — Прекращайте. Надо искать вторую зарубку. Внимательнее смотрите по сторонам.
— Ни черта мы не найдем! Напрасные старания, — устав от бесплодных поисков, первым опустил руки Чехлов.
Иван, чьи глаза начинали слезиться от напряжения и деревья в них уже двоились и плыли, смолчал. Лишь по тронутым щетиной скулам заходили упругие волны.
Прав Олег, фортуна снова покинула их, и зарубку, несмотря на общие усилия, отыскать так и не удалось. Как сквозь землю провалилась.
— Что ты нервы мотаешь? Изнылся хуже бабы. Будь мужиком!
Чехлов резко обернулся и впился тяжелым взглядом в Протасова.
— Что ты сказал?
— Я сказал, — спокойно повторил Николай, — что ты ведешь себя как та истеричка.
Брошенная им фраза белой перчаткой хлестнула Чехлова по щекам. Он наклонил голову и вынул из карманов руки.