С удивительной для своей массы прытью кабан налетел на него и смял бы, не отступи Иван вовремя в сторону. Проскочив вперед, он развернулся к человеку, снова нацелился и скребанул раздвоенным копытом землю.
Вторая попытка для кабана закончилась плачевно. Молния сверкнула возле морды, когда он почти уже достал клыками человека, и жгучая боль, во много раз сильнее той, что давно его мучила, истошным визгом вырвалась наружу.
Горячим фонтаном ударила кровь из располосованной кабаньей глотки, залила брюки Ивана.
Он снова уклонился от кабаньих клыков и развернулся лицом к зверю, уверенный, что боль придаст ему сил и коррида продлится до тех пор, пока тот не свалится замертво.
Но жизнь с каждым толчком крови покидала кабана, а вместе с ней и боль. Земля качнулась под ним, и, запрокинувшись на бок, он захрипел, захлебываясь кровью. И с усилием приподнял морду, затуманенным глазом отыскивая избавителя…
Убедившись, что кабан издыхает и не сможет уже причинить вреда, Иван осторожно подошел ближе, разглядел подтянутые самочьи соски и гноящуюся шишку на боку, почесал затылок:
— Вот оно, в чем дело…
Перед ним лежала кабаниха, и причина ее слепой ярости крылась в огнестрельной ране — старой, уже гниющей.
«Стреляли пулей, — с уверенностью определил он. — Но не из карабина. Пулька тонкая, вроде автоматной. Наши мужики с такими не ходят».
Тем временем Протасов приводил Ольгу в чувство, и она, бледная, сидела на земле, с нескрываемым ужасом глядя на убитую кабаниху.
Чехлов соскочил на землю, обтер о штаны руки, настороженно приблизился к поверженному зверю и поддел морду ногой.
— Мяса-то сколько! — сказал он Ивану, но тот, смолчав, отошел к Протасовым.
— Как ты? — спросил Ольгу.
— Сейчас лучше, — слабо улыбнулась она и потерла виски. — Голова маленечко кружится… и уши заложило.
Разделывать тушу никто, кроме Ивана, не умел, и ему пришлось самому взяться за дело. Он подсел к теплой еще свинье, приготовился…
Глава 21
— Браво!..
Он резко повернулся на чужой голос и поднялся.
Возле кустарника, где недавно рылась в поисках кореньев кабаниха, стояли двое мужиков — густо заросшие бородами, в выгоревших на солнце, поношенных камуфляжных куртках с надетыми поверх армейскими разгрузочными жилетами, в клапанах которых угадывались автоматные рожки. Автоматы — короткоствольные, с пристегнутыми металлическими прикладами, какие Иван видел только в городе у патрульных милиционеров, — направлены на них.
Светловолосый, лоб которого стягивал свернутый в жгут платок, взвел затвор и вежливо попросил Ивана:
— А ножик положь… Давай, дружище, только медленно, без лишних телодвижений.
Иван повиновался приказу, но по-своему, — выпустил нож, и тот упал со стуком.
— Отойди назад… Хорошо.
Светловолосый подобрал нож, полюбовался бликующим лезвием, провел им по ладони. Из пореза выступила полоска крови. Хмыкнул, убрал его в клапан разгрузки.
— Здоровский нож, — оценил трофей и сказал второму: — Чего ты мнешься? Давай сюда этих голубков.
Второй автоматчик лениво повел стволом. Чехловы и Протасовы, догадываясь, что речь идет о них, безропотно подошли к Ивану.
— Какой странный сегодня день, — светловолосый извлек из разгрузки смятую пачку сигарет и закурил, пустив к небу дым. — С сюрпризами. Вы как, одни или нам еще кого ждать?
Вопрос был адресован к Ивану, в котором он углядел старшего, и, помедлив с ответом, Иван произнес:
— Одни. Послушайте…
— Во дела! — поперхнулся от смеха второй. — Смотри-ка, Макс, никак к нам туристы пожаловали? Достопримечательностями любуетесь, да?
— Вы чего, ребята? — переборов страх, заговорила Ирина. — Никакие мы не туристы. Мы в беду попали, четвертые сутки по тайге бродим…
— А тебя, детка, никто не спрашивал, — второй подошел к ней и взял за острый подбородок. Заглянул в глаза, засмеялся: — Макс, а она вроде ничего?
Ирина вспыхнула под откровенно раздевающим взглядом.
— Она тебе нравится, Гвоздь? — затягиваясь сигаретным дымом, спросил Макс.
Тот, кого называли Гвоздем, похотливо растянул в улыбке тонкие губы.
— Бери, — разрешил Макс.
Гвоздь стащил с плеча мешающийся автомат и отдал приятелю.