Выбрать главу

И вот время пришло. Он просунул пальцы в гнезда кастета, ладонь удобно обняла рукоять.

Зарычав, он выбежал во двор. Так и есть!.. Восстание Спартака, мать их, рабов… Как только сумели выбраться? Хотя теперь уже неважно.

Им овладела звериная ярость. Только железной, не знающей пощады рукой можно загнать баранов в стойло и склонить к безусловному повиновению. А тех, кто ослушается, — жестоко карать, на потеху себе и в пример выжившим.

Люди его действовали грамотно. Короткими перебежками, прикрывая друг друга, приближались к землянке, и редкие ответные хлопки не могли их остановить.

Из избушки рабы, имеющие в арсенале только один автомат, его не ждут, да и он не станет афишировать свое присутствие. Подберется незаметно и по одному вырежет взбесившихся собак.

Он крался на цыпочках и, заслышав доносившийся из лопухов протяжный стон, увидел лежащего. Подойдя ближе, посмотрел в лицо. Этого можно было и не делать — от раненого несло мочой, навсегда въевшейся в спецовку.

— Захотелось свободы?! — приглушенно спросил Слон, настороженно осмотревшись.

— Пощади-и…

— Обязательно.

Слон легко перевернул его на живот, взялся за свалявшиеся грязные волосы и задрал голову. Горло несчастного напряглось.

На мгновение замешкавшись — не каждый день приходится лишать человека жизни, да еще таким способом, — резанул по натянутому горлу и отпрянул, чтобы брызнувшая кровь не запачкала ему брюки.

Раб захрипел, держась скрюченными пальцами за глубокий порез, извернулся телом и испустил дух.

Слон обтер нож об его спецовку и бесшумно растворился в темноте.

* * *

Стрельба приближалась, и уже невозможно было поднять головы. Около лаза лежали двое или трое убитых рабов, не успевших отойти к лесу, и сколько их лежало еще, укрытых черным пологом ночи, было неизвестно.

Прижимая жену к земле, Протасов осматривался вокруг:

— Куда уходить?.. Перебьют… как куропаток.

Поднять руки и сдаться на милость победителя невозможно. Озверевшие бандиты, поползав в грязи и потеряв несколько своих, выместят на них злость, и смерть будет много страшнее и мучительнее, чем от пули.

— К протоке надо пробираться. Километрах в двух отсюда. Там у них лодка… Рискнем? — как ни в чем не бывало, предложил Вадим.

— Что ты раньше молчал? — разозлился Иван. — Залеживаться нельзя. У меня патронов семь… По сигналу встаем в полный рост и бегом к лесу. Успеем, будем жить.

— В полный? — нервно завозился Протасов. — Как же?..

— Не трусь… Если хочешь сдохнуть, можешь остаться. На счет «три», — предупредил Иван и переставил флажок на «автомат», — другого шанса не будет… Раз!

— Приготовься, Оленька, — зашептал он жене. — Ты только приподнимись, а дальше я сам…

— Два…

— О, господи… — забормотал Протасов, поднимая глаза к звездному небу. — Никогда к тебе не обращался… Боже, если ты есть…

— Три!

Вскочив, Иван выпустил длинную очередь, и красные светлячки разлетелись над залегшими бандитами.

Протасов подхватил жену на руки и сайгаком побежал, не разбирая дороги, к чернеющей гряде сосен, моля Всевышнего о пощаде. Сейчас мог спасти только он, и от Протасова не зависело ровным счетом ничего.

Он пересек открытый и простреливаемый участок и ни разу не споткнулся и не упал. В затылок тяжело дышал Вадим, таща Никандрыча на плече, точно куль с мукой. Где Иван, им было неизвестно.

Бандиты опомнились и открыли ураганный огонь. Протасов физически чувствовал горячие очереди, пронзавшие воздух, и каждая из них могла стать для него последней. В голове предательски стучало: «Ложись… Падай, идиот, пока не задело».

Но ложиться нельзя. Подняться вновь будет тяжелее, а, прочесывая лес, бандиты так или иначе наткнутся на них.

Пули с грохотом сыпали по деревьям, летела отбитая кора. На шершавых стволах то тут, то там вспухали белые оспины.

Вадим задыхался. Никандрыч не казался ему таким же легким, как тогда, у землянки. Силы убывали с каждым метром, и Ежов тяжелел и давил на плечо.

То, что происходило, было до странного знакомо, и возникало впечатление, что уже однажды он это переживал.

«Чушь какая-то», — гнал от себя назойливую мысль, но почти сразу догадка иглой кольнула его — сон! Он видел во сне нечто похожее, ночуя в ежовском подвале. Что именно снилось, он не помнил, но, кажется, и ночь… и стрельба. И тяжесть человека…