Я колебался. Мне так хотелось расспросить ее об этом замужестве, но она резко встала.
— Пора набирать воду.
На обратном пути я сказал:
— Похоже, мне надо быть готовым к нападению Курце — он, возможно, опасен. Вам лучше рассказать эту историю Пьеро, чтобы и он был начеку.
Она остановилась.
— Я думала, Курце ваш друг. Считала, что вы на его стороне…
— Я ни на чьей стороне. Но не могу допустить убийства.
Остаток пути мы прошли молча. До самой темноты Франческа хлопотала на кухне. Как только стемнело, все занялись приготовлениями. Погрузили в багажник кирки и лопаты, несколько фонарей. Пьеро достал герметичную лампу Тиллея и полгаллона керосина — в туннеле такая лампа будет полезнее фонарей. Из прицепа он выкатил еще и тачку, сказав:
— Думаю, пригодится для уборки камней — не стоит оставлять их у входа.
Мне понравилась его предусмотрительность, я-то об этом не подумал.
Курце с профессиональным видом осмотрел кирки, но не нашел к чему придраться. По мне, кирка и есть кирка, а заступ — все равно лопата, но я допускаю, что даже в таком деле могут быть большие специалисты.
Помогая Пьеро укладывать в багажник тачку, я наступил на камень, нога подвернулась, и я всем телом рухнул на Курце.
— Прости, — пробормотал я.
— Нечего извиняться, лучше смотри под ноги, — проворчал он.
Нам удалось засунуть тачку в багажник, хотя после этого крышка не закрывалась. Тут я тихо сказал Курце:
— Я бы хотел поговорить с тобой… вон там.
Мы отошли немного от остальных, где нас прикрыла сгустившаяся темнота.
— Ну, что? — спросил Курце.
Я похлопал по твердому предмету, выпиравшему из-под куртки на его груди, и сказал:
— Похоже, у тебя здесь оружие.
— Оружие, — сказал он.
— В кого собираешься стрелять?
— В любого, кто станет между мной и золотом.
— Слушай внимательно, — твердо сказал я, — ты ни в кого стрелять не будешь, потому что отдашь оружие мне. Если не согласен, можешь один откапывать свое золото. Я приехал в Италию не для того, чтобы кого-то убивать. Я не убийца.
— Малыш, — сказал Курце, — если тебе так нужен этот пистолет, то попробуй отнять его у меня.
— Ты, конечно, можешь загнать нас в шахту под дулом пистолета. Но в темноте легко схлопотать камнем по башке, стоит только зазеваться — скорее всего я буду одним из тех, кто позаботится об этом. А когда ты, угрожая оружием, получишь золото, тебе останется только куковать рядом с ним. Без помощи друзей Франчески ты не сможешь перевезти его на побережье, а без меня — вывезти из Италии.
Я загонял его в угол. Этот прием я использовал с момента нашего отплытия из Южной Африки в тех случаях, когда он начинал взбрыкивать, и всегда успешно. Курце опять проиграл и понял это.
— А откуда ты знаешь, что в этих Богом проклятых горах не засели партизаны графини, готовые наброситься на нас, как только мы откроем туннель?
— Да оттуда, что им неизвестно, где мы находимся, — ответил я. — Единственное место, которое знают водители, — Варци. Им дано указание прибыть туда. Да и не тянут они нападать: графиня — наша заложница.
Он заколебался, и я сказал:
— Все, давай сюда пистолет.
Курце неторопливо сунул руку за пазуху и вытащил пистолет.
Тьма мешала разглядеть выражение его глаз, но нетрудно было догадаться, что сейчас они полны ненависти. Он держал пистолет, направив дуло в мою сторону, и, я уверен, боролся с искушением выстрелить в меня. Потом вдруг расслабился и положил пистолет в мою открытую ладонь.
— Ох и посчитаюсь же я с тобой, когда все кончится, — с угрозой сказал он.
Я промолчал и взглянул на оружие. Это был немецкий пистолет люгер, точно такой же я оставил в Южной Африке. Я направил пистолет в его сторону и сказал:
— А теперь стой спокойно, я обыщу тебя.
Он проклинал меня, но не дергался, пока я охлопывал его карманы. И точно, в одном из карманов были запасные обоймы. Я вынул обойму из пистолета, проверил, не осталось ли в нем патрона. Оказалось — остался.
— У Морезе наверняка есть оружие, — сказал Курце.
— Сейчас проверим. Я заговорю с ним, а ты стой за его спиной и готовься схватить, если понадобится.
Мы вернулись в лагерь, и я подозвал Франческу с Пьеро. Когда они подошли, Курце незаметно пристроился за спиной итальянца. Я обратился к Франческе:
— У Пьеро есть оружие?
От удивления она вздрогнула.
— Не знаю. — И повернулась к Морезе. — У тебя есть оружие, Пьеро?
Он помешкал в растерянности, потом кивнул. Я поднял на него ствол пистолета.
— Давай вынимай… только медленно.
Он смотрел не отрываясь на дуло пистолета, брови его от гнева сошлись в одну линию, но он привык подчиняться приказам и медленно вынул пистолет из плечевой кобуры.
— Впервые ты исполняешь мой приказ. Отдай пистолет Франческе.
Он выполнил и этот приказ, тогда я отвел люгер и забрал у Франчески пистолет. Это была армейская беретта, вероятно, память о партизанских днях. Я вынул обойму, проверил ствол и положил его в другой карман. Курце передал мне две запасные обоймы, найденные в карманах Пьеро.
Я спросил Уокера:
— Оружие есть?
Он отрицательно покачал головой.
— Иди сюда, посмотрим. — Мне не хотелось рисковать.
Оружия у Уокера не было. Тогда я велел обыскать машину, не припрятано ли там какой-нибудь игрушки. И повернулся к Франческе:
— А вы случайно не вооружились чем-нибудь?
Она скрестила руки на груди.
— Собираетесь и меня обыскивать?
— Нет, вам поверю на слово.
Она успокоилась.
— У меня нет оружия, — тихо сказала она.
Я обратился ко всем:
— А теперь слушайте. Я забрал пистолеты у Курце и Морезе. В руках у меня патроны. — Двумя сильными бросками я метнул обоймы в темноту, и слышно было, как они стукнулись о скалу. — Если нам суждено передраться, то только голыми руками. Убитых не будет, слышите?
Я достал из карманов оружие и вернул его владельцам.
— Держите, пригодятся забивать гвозди.
Они с неохотой забрали свои пистолеты, и вид у них при этом был весьма нелюбезный. А я сказал:
— Мы потеряли уйму времени из-за вашей глупости. Машина готова?
— Можем ехать, — ответил Уокер.
Когда стали усаживаться в машину, Франческа сказала мне:
— Я рада, что вы сделали это. Я правда не знала, что у Пьеро есть оружие.
— Я тоже не знал, что Курце вооружен, хотя должен был догадаться… зная о его подвигах.
— Как вам удалось забрать у него пистолет? — полюбопытствовала она.
— Психологический этюд, — загадочно ответил я. — Ему ведь важнее заполучить золото, чем убить меня. Но как только золото окажется в его руках, ситуация может измениться.
— Вам нужно быть очень осторожным, — сказала Франческа.
— Приятно знать, что о тебе беспокоятся, — усмехнулся я. — Пошли в машину.
Мы ехали с выключенными фарами, и Курце очень медленно вел машину по заросшей дороге. Я даже слышал, как шуршит высокая трава. Сразу за поворотом, уже не опасаясь, что нас могут увидеть из деревни, Курце включил фары и набрал скорость. Никто не разговаривал. Курце и Морезе злились на меня, злилась и Франческа, не простившая моего насмешливого тона. Уокера переполняло возбуждение, но ему приходилось сдерживаться, чтобы не раздражать остальных. Я молчал, потому что говорить было не о чем.
Вскоре мы подъехали к шахте, и фары высветили развалины строений — обветшалые остатки промышленного предприятия. Нет более тяжкого зрелища, чем вид опустевших заводских помещений и брошенных станков. Впрочем, осталось там не так уж много. Должно быть, после закрытия шахты крестьяне со всей округи, подобно саранче, делали набеги и растаскивали все мало-мальски ценное. То, что осталось, не стоило и десяти лир, а вывезти весь этот хлам отсюда обошлось бы в сотни тысяч.
Курце остановил машину, и мы вышли.
— А что здесь добывали? — спросил Пьеро.
— Свинец, — ответил Курце. — Шахту давно закрыли, чуть ли не в тысяча девятьсот восьмом году…