— Значит, вы судите Сарио. Но по традиции обвиняемый должен присутствовать на суде Вьехос Фратос. У него есть право защищаться.
— Сарио здесь нет, и мы ничего не можем ему сделать, — мягко сказал Дэво. — Раймон, ты начал партию без нас. Мы возмущены, но понимаем, что игру необходимо довести до конца, и не посмеем убрать с доски такую важную фигуру, как Сарио. Плохой, но свой при дворе лучше хорошего, но чужого. Катерин Серрано все еще Премиа Санкта, а Риввас Серрано — консело. Пока рядом с герцогом будет хоть один Серрано, нам расхолаживаться нельзя.
— Зачем вы меня позвали? — хмуро спросил Раймон. — Власти над вами у меня нет и уже никогда не будет, а Сарио Вьехос Фратос не указ. Или все-таки хотите, чтобы я призвал его к повиновению, убедил блюсти компордотту? Боюсь, ничего из этого не выйдет. Да, я начал партию, но игра давно идет без меня. Я не удержался на доске.
— Да, ты свою задачу выполнил, — согласился Ферико. — В твоей опеке Сарио больше не нуждается. Мы тоже не нуждаемся в твоих услугах. Увы, смерть герцога и назначение Сарио Верховным иллюстратором разрушили все наши планы. Очень уж не вовремя это произошло. Мы не были готовы.
— Не моя вина, — проворчал Раймон. — Именем Пресвятой Матери! Гибель герцога Бальтрана — случайность. Это могло произойти два года назад или через десять лет…
— В любом из этих вариантов у нас было бы время должным образом подготовить кандидата, — возразил Ферико. — Для Алехандро, или для наследника Алехандро, или для его внука. С любой проблемой можно справиться, когда есть время. А ты, Раймон, не дал нам времени. Благодаря тебе Сарио занял драгоценную должность, но скажи, кому это выгодно, кроме него самого? — Он покосился на других Вьехос Фратос и снова впился взглядом в лицо Раймона. — Полагаю, все согласны со мной: если бы ты не заступался за Сарио с таким жаром, мы бы его подвергли Чиеве до'Сангва задолго до злополучной поездки герцога Бальтрана в Пракансу.
— Нельзя карать художника за его талант! За его Дар!
— За талант — нельзя, — согласился Ферико. — Зато можно и должно — за компордотту, которую мы считаем опасной для семьи.
— Зачем вы меня позвали? — повторил Раймон.
— Видишь ли, на самом деле все гораздо серьезнее, чем ты думаешь, — тихо ответил Дэво. — Это благодаря тебе он поднялся наверх.
— Так речь идет о моей компордотте? Ферико смотрел на него не мигая.
— Раймон, ты умен и проницателен. Ты и сам все отлично понимаешь.
Раймон упал бы на колени, не держись он за спинку стула. Он сдавил ее сильнее, не обращая внимания на боль в руке. Это было нетрудно — ужас начисто отшиб все чувства.
«Сейчас они скажут…»
— Номмо Матра эй Фильхо. Номмо Чиева до'Орро.
Все как один. Кроме двоих: его самого и Сарио.
Сарио.
Всегда — Сарио…
Глава 28
Сарио был рад без меры: работа шла хорошо. Сааведре в конце концов надоело капризничать, вертеться и переминаться, она умолкла и приняла требуемую позу. Довольно долго он писал спокойно, а потому был немало огорчен, даже крякнул с досады, когда она тихонько кашлянула.
— Ну, в чем дело? — Он повернул к ней голову, пригляделся. — Матра мейа, да что с твоим лицом?
Она взялась за спинку стула и насупила брови.
— Почем я знаю? Мои глаза — на моей голове, а не на твоей.
— Так не пойдет, — возмутился он и воскликнул:
— Нет! Ведра! Не двигайся!
— Я хочу сесть. — Она так и сделала — осторожно опустилась на стул, элемент композиции.
Сарио вышел из себя. Даже бросил кисть.
— По-твоему, я художник алла прима? Помнится, ты сама писала Алехандро несколько недель. Сааведра слегка улыбнулась.
— Но ты ни разу не говорил, что из меня вышел бы художник алла прима. Или мне изменяет память?
— Вышел бы… Если б ты сама в это поверила и других убедила. А уж после этого писала сколько угодно — никто бы и слова не сказал.
Она прижала ко лбу тыльную сторону ладони, затем убрала волосы с глаз.
— Сарио, почему ты так не любишь детей?
— С чего ты взяла, что я их не люблю?
— Доброго словечка для них у тебя не найдется…
— Дети — это обуза. Сама же говорила, Игнаддио все время путается под ногами, мешает работать, а ведь он даже не твой сын.
— Тут я не спорю, с детьми всегда уйма хлопот. Но когда ты с ними говоришь, враждебность так и брызжет.
— Это из-за тебя, — ответил он бесстрастно. — Ради твоего счастья, таланта, тяги к творчеству. Ты же знаешь, я верю в твой Дар. Ты не можешь не быть Одаренной, и не возьму в толк, почему ты не желаешь, чтобы я тебя испытал.
— Незачем меня испытывать. Да что тебе объяснять, сам все знаешь.
— Да, Ведра, понимаю: ты женщина. Но это ничего не значит. Ты — иная. Я это вижу! Сколько раз тебе говорил, что Свет нельзя утаить! — Он картинно воздел руки. — Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься? Ты — Грихальва, женщина, а значит, должна рожать детей.., навсегда и добровольно отрекаясь от Луса до'Орро. — Он осклабился. — Знала б ты, сколько мужчин отдали бы что угодно в обмен на твои способности.