– Последнее дело Бальтрана, – торжественно и во всеуслышание произнес до'Нахерра. – Последняя забота – о счастье сына и благополучии герцогства.
Кругом – понимание, согласие, одобрение. Алехандро захотелось ощериться, но он сохранил пресное, как разбавленное донельзя вино, выражение лица.
– Белиссимиа, – с восторженным придыханием вымолвил до'Нахерра, указывая на портрет.
Кругом – кивки и одобрительный шепот. “Пресвятая Матерь, надели меня терпением…"
– Она красавица, – мрачно сказал Алехандро. – Бесспорно.
– И принцесса.
Этого говорить не стоило – до'Нахерра лишь подлил масла в костер герцогского раздражения, за что удостоился еще одного угрюмого взгляда. Тут же выяснилось, что марчало способен краснеть, смущенно кашлять и целиком сосредоточиваться на несуществующем пятнышке грязи на сапоге, начищенном до ослепительного блеска.
– И женщина.
Эти слова предназначались только для герцогских ушей. Мар-тайн много лет прослужил Бальтрану до'Верраде, и не раз ему приходилось выманивать из липких от сладостей пальчиков наследника письма государственной важности. Секретарь имел право на фамильярность.
На лице Алехандро появилась ухмылка, но тотчас, спохватившись, он ее превратил в ничего не значащую улыбку.
– Мы все обдумаем, – сказал он, – и решим, выгоден ли Тайра-Вирте союз с Пракансой.
– Но, ваша светлость! – До'Нахерра вмиг забыл про сапог. – Ваш отец уже все обдумал и решил! Я прекрасно помню, как мы обсуждали все выгоды этого союза.
– Вы, может, и обсуждали, а я не обсуждал. Меня даже не поставили в известность.
– Ваша светлость, но такова последняя воля вашего отца! Только ради этого союза он отправился в Пракансу и…
– И только ради этого погиб, эн верро!
Конечно, это был Риввас Серрано.
Кивки и одобрительный шепот. Алехандро стиснул зубы и поднял руку над головой. Голоса стихли; Эстеван до'Саенса, стоявший рядом с Риввасом Серрано, умолк последним.
"Надо бы их как-нибудь разлучить, – подумал Алехандро. – Как муалим разбивает компанию плохих учеников”.
Он вспомнил, как непринужденно держал себя Сарио Грихальва под шквалом насмешек двадцати придворных, при этом с его лица не сходила дерзкая улыбка. Алехандро попытался скопировать эту безграничную самоуверенность.
– С того дня как умер мой отец, мир изменился…
– Эн верро! – с жаром подхватил Серрано. – Матра Дольча! Я помню, как в тот день звонили колокола. Матра Дольча, я думал, они разобьют мое сердце!
– Повторяю: мир изменился, – повысил голос Алехандро. – Не следует забывать, что подчас малейший пустяк заставляет нас в корне менять планы, чтобы приспособиться к иному положению вещей…
– Малейший пустяк?! – В жирную шею Эстевана до'Саенсы впился воротник, от чего лицо пошло уродливыми пятнами. – По-вашему, смерть Бальтрана до'Веррады – малейший пустяк?
– В мире, где Тайра-Вирте – всего лишь одна из множества стран, безусловно. Остальным герцогствам, княжествам и королевствам попросту нет деда до наших бед.
Двадцать глоток разом выпустили возглас негодования. Он предвещал катастрофу; Алехандро сразу это понял и мысленно дал себе затрещину. Краем глаза он уловил упреждающий жест Мартайна и с трудом расслабился.
"Грихальва! Мне сейчас позарез нужен Грихальва. Он бы запросто с ними справился, не то что я”.
Но Верховного иллюстратора не было в зале, и новоиспеченному герцогу оставалось надеяться только на себя.
«Как бы он поступил на моем месте?»
Ответ пришел сразу. Алехандро сделал два шага к стулу с картиной.
– Вы сомневаетесь во мне? – сказал он быстро и негромко, и советникам пришлось умолкнуть, чтобы расслышать его слова. – Вы сомневаетесь в здравомыслии человека, который вынужден держать на одной чаше весов свое настоящее и будущее, а на другой – прошлое своего отца. – Он больше не сдерживал голос. – Эйха, по-моему, в этом вы не одиноки. Вполне возможно, король Пракансы как раз в эту минуту тоже сомневается во мне.
Ему удалось завладеть вниманием конселос. Все они как-то упустили из виду, что успешное сватовство – это еще не женитьба.
– И, вероятно, вскоре он убедится, что его опасения не напрасны. Я совсем не такой, как мой отец, все вы это прекрасно видите и ни на миг не позволяете мне забыть об этом. Должно быть, король Пракансы считает точно так же… Каким он представляет наследника своего престола? По логике вещей вполне может случиться, что я займу его трон. Или вы не допускаете этой мысли? Вам не приходит в голову, что он может отменить свое решение и потребовать, чтобы мы вернули портрет принцессы? – Его ладонь медленно опустилась на раму картины. – Вы правы, она настоящая красавица. Что, если Праканса сочтет меня недостойным этой жен-шины? – Он пожал плечами. – Наверное, она будет права. Грош цена герцогу, который даже в таком простом деле не может положиться на своих советников. Что уж тут говорить о таких серьезных делах, как война? – Он окинул придворных вопросительным взглядом. – Или я не прав?
Это вызвало бурю протеста: конечно, ваша светлость может на нас положиться в любом деле, конечно, король Пракансы считает вашу светлость идеальным женихом для своей дочери.
– Ваша светлость, вы их обыграли, – прошептал Мартайн.
– В самом деле? – так же тихо сказал Алехандро. – Хорошо. Он ослепительно улыбнулся, и вмиг полегчало на душе: конселос заметно успокоились. Аналогично они реагировали на миролюбивые взоры и добродушные шутки его отца после свирепых разносов.
А потом Риввас Серрано заговорил о пракансийской живописи, о художнике, написавшем портрет принцессы, и напомнил, что нынешний Верховный иллюстратор Тайра-Вирте, ответственный за документирование всех событий в жизни герцогства, – не кто иной, как Грихальва. И вновь поднялся ропот.
– Мердитто! – в сердцах выругался Алехандро.
– Ваша светлость! – Серрано выбрался в передний ряд советников, за ним по пятам следовал до'Саенса. – Ваша светлость, умоляю, не будьте пристрастны. Найдите в себе мужество понять, что всеобщая неприязнь к человеку, которого вы назначили Верховным иллюстратором, вызвана лишь тревогой за ваше благополучие.
– Боюсь, тревога за мое благополучие не столь велика, как зависть к Грихальва, которые превзошли твое семейство.
– Ваша светлость!
– Эйха, Риввас, не надо излишнего драматизма. Может, я и не сидел на отцовских коленях, когда в этом зале решалась судьба герцогства, но у меня есть уши. Я прекрасно знаю, насколько укоренилась старая вражда между Грихальва и Серрано.
– Ваша светлость, на то есть серьезная причина.
– Нет причины! – отрезал Алехандро. – Нет причины, потому что нет доказательств. Ни ты, ни кто-либо из твоих родственников их так и не предъявил. – Он в гневе ударил ладонью по спинке стула. – Мердитто, кабесса бизила! И это – мой советник! Да что я могу от тебя услышать, кроме завистливой и трусливой хулы?
– Ваша светлость. – Дородный, внушительный Эдоард до'Нахерра поспешил заступиться за Ривваса. – Ваша светлость, разумно ли упрекать нас за заботу о вашем благополучии? Мы давно знаем Сарагосу, привыкли к нему…
– Привыкли шпынять его как шута, – возразил Алехандро. – Или я не говорил, что у меня есть уши? – Он схватил себя за ухо, дважды дернул. – Я считаю, что еще слишком рано судить о достоинствах и недостатках Сарио Грихальвы. Он еще ничего не сделал, кроме сущего пустяка – предотвратил войну. – Он снова окинул конселос взглядом и понял, что словесная оплеуха не осталась незамеченной. – Ту самую войну, за которую ратовали вы все, опираясь лишь на слухи и домыслы. Ту самую войну, на которой совершенно напрасно погибло бы множество тайравиртцев и пракансийцев. – Он смотрел только на до'Нахерру, хотя обращался ко всем. – Марчало, сейчас я ему доверяю больше, чем вам. По той же причине, по которой его ненавидит Риввас Серрано. Грихальва умеет отличать истину от лжи. Он стал моим Верховным иллюстратором. Он будет моим Верховным иллюстратором. Смиритесь с этим. Было видно, чего стоит до'Нахерре держать себя руках.