- Должно быть.
Лейла протянула руку, чтобы пощупать подгузник младенца, - все еще сухой.
- Я так понимаю, - сладким голоском сказала она брату, - в этой ситуации тебя радуют только чувства Арриго, а не то, что твой сын станет королем Гхийаса?
- Мой сын и твой племянник, Лейла, - ответил он тем же тоном. - Будь ласковой с ним, когда-нибудь он может сделать тебя принцессой.
- Я отшлепаю его, если он только попробует! - рассмеялась Лейла.
Северин постучал костяшками пальцев по ящику от вина, служившему им обеденным столом.
- Хватит, дети. Что бы ни случилось в отдаленном будущем, сейчас Ренайо только младенец, который скоро обгорит на солнце.
Позвали Отонну, завтракавшую под палисандром с управляющим фермой племянником мужа ее сестры Примаварры. Горничная унесла ребенка наверх, не переставая ворковать. Молодой человек следовал за ней хвостом.
- Он на что-то надеется? - лукаво спросил Северин.
- Что когда-нибудь она вот так же будет ворковать над их сыном? - Мечелла вытянулась на траве, положив голову на колени Кабралу. - Отонна не относится к нему всерьез. Иначе она хоть раз сходила бы с ним куда-нибудь в коттедж, вместо того чтобы каждую ночь брать его к себе в постель здесь, в Корассоне!
- Злое заклятие все еще действует, - хихикнула Лейла, не обращая внимания на смутившихся мужчин. - Но вернемся к Ренайо и гхийасскому престолу...
- Это право даю ему я, - сказала Мечелла. - Арриго не имеет никакого отношения к нему...
- И никакого отношения к ребенку, - добавил Кабрал, подмигнув ей.
Лейла уже более или менее привыкла к их свободной манере поведения. Нет никакой опасности разоблачения, повторяла она себе, все здесь верны Мечелле. Когда в Корассон приезжают гости, любовники ведут себя осмотрительно. Даже наблюдательная Лиссия ничего не заметила. Кроме того, Серрано, которые строили дом, сделали в нем четыре потайные лестницы. Одна из них соединяла комнату Кабрала, расположенную на четвертом этаже, с апартаментами Мечеллы на третьем. Нет никакой опасности. Никто ничего не узнает.
А даже если кто-то и узнает, Северин может написать такую картину, что, он все забудет.
Ее муж прикрыл ладонью глаза от солнца, пытаясь рассмотреть въездную аллею.
- Во имя Матери, что там еще такое?
- Фургон из Мейа-Суэрты, - не глядя, ответила Мечелла. - Я жду его с утра.
- Только не мебель! - воскликнула Лейла.
- О нет! - Мечелла загадочно посмотрела на нее. Оказалось, фургон заполнен картинами. Северин и Кабрал выгрузили их, шутливо обвиняя Мечеллу в разбое.
- Все это было в хранилище, - оправдывалась она. - Никому, кроме меня, они и не нужны. Меквель был так добр, что разрешил мне взять их из Галиерры, и Коссимио тоже согласился. Эн верро, я же не могу рассчитывать, что мои Грихальва напишут достаточно картин, чтобы хватило на весь Корассон!
- Надеюсь! - возмущенно сказала Лейла. - У меня для Севи есть планы получше!
Вскоре мужчины ушли наверх, в мастерскую, чтобы взять инструменты и починить поврежденную в дороге раму. Мечелла сама открыла следующий ящик, и они с Лейлой осторожно вытащили портрет.
- Ой, Мечелла! Тут, наверное, вышла ошибка - это же "Сааведра"!
- Нет, Лейла, здесь нет никакой ошибки. Я просила прислать мне ее.
Она отступила назад, отпустив огромную, тяжелую картину, и тихонько вздохнула.
- Когда-то я ненавидела этот портрет, но последнее время часто думала о нем. У нас с ней много общего.
- Например? - уставилась на нее Лейла. Глядя на прекрасное лицо Сааведры, прямо в ее серые глаза, Мечелла прошептала:
- Я, как и она, хотела мужчину, которого не могла получить. Я, как и она, забеременела от любимого человека, и ребенок этот - бастард, которому нельзя даже рассказать, кто он на самом деле. Обе мы попали в паутину, разница лишь в том, что свою я сумела разорвать.
Мечелла стиснула руку Лейлы.
- Я никогда бы не сделала всего этого без вас - без тебя, Севи и особенно Кабрала. Теперь я смотрю на Сааведру и думаю, как я счастлива, что сумела вырваться.
Лейла внезапно по-новому взглянула на "Первую Любовницу".
- Посмотри на ее лицо, - прошептала Мечелла. - Она в ловушке и знает об этом.
- Да, - услышала Лейла собственный голос, - бедняжка.
- Я никогда не смогу открыто жить с Кабралом или признаться, что Ренайо его сын. Но разве это что-нибудь значит по сравнению с тем счастьем, которое они мне приносят! Сааведра никогда больше не была счастлива. Что бы ни случилось с ней после того, как был написан этот портрет, - убежала она из Тайра-Вирте и родила ребенка или ее убили, - она так и не вырвалась из ловушки. Я смотрю на нее, навеки заточенную в эту раму, на ее лицо, совсем не изменившееся за прошедшие века, и думаю, как мне ее жаль.
"Только одна женщина, - говорила себе Лейла, - только она могла пожалеть Первую Любовницу. Только она не посчитала Сааведру виновной в появлении любовниц Грихальва, причины ее собственной боли. Только она может испытывать сочувствие, а не ненависть".
- Эйха, - улыбнулась Мечелла. - Помимо всего прочего это шедевр, никому, кроме меня, не нужный, а на такую красоту кто-то должен смотреть и восхищаться ею. Ты же знаешь, как я отношусь к обездоленным!
- А еще, - добавила Лейла, - когда-нибудь эта картина напомнит Алессио и Ренайо о трагедиях, причиной которым послужила Сааведра.
Мечелла удивленно моргнула.
- Да, наверное, хотя я никогда не думала об этом. Я не хочу, чтобы мои сыновья причинили своим женам такую же боль, какую причинил мне Арриго. Но зря ты думаешь, что Сааведра в этом виновата. Она сама - трагедия.
***
- И она права, - сказала Лейла мужу через несколько дней.
Они вдвоем - только вдвоем! - ехали верхом на юг, в Мейа-Суэрту. Багажа у них не было - лишь седельные сумки. Вокруг бушевала всеми красками весна, что создавало ощущение восхитительной свободы, и Лейла почему-то вспомнила слова Мечеллы о разорванной паутине. Когда она пересказала Северину их беседу, он кивнул в знак согласия.
- Сааведра не виновата, это все Сарио. Любовницы - лишь часть его плана уничтожения Серрано, лишения этого семейства богатства, славы художников, влияния в обществе.
- Я и себя сравниваю с Сааведрой, - призналась Лейла. - И, спасибо тебе, я тоже вырвалась. Я сегодня уже говорила, что обожаю тебя?
- Может быть, но скажи мне это еще раз. - Он печально улыбнулся. - Мне нужно слышать это как можно чаще в течение следующих двух-трех месяцев.