Его взгляд остановился на названии, вычеркнутом черными чернилами. “Рождение Коссимы”. Что сталось с этим произведением?
Будьте прокляты хорошие манеры! Арриано принялся изо всех сил стучать тростью по полу. Тут же примчался помощник кураторрио, откормленный белокожий юноша. Да, они всегда спешили на зов обладателя Чиевы до'Орро.
— Посол, как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь угодно? Что этот тип может понимать в живописи? У Арриано дрожали руки, когда он показал на вычеркнутое название.
— Моя.., картина Гуильбарро Грихальва “Рождение Коссимы”. Что все это значит?
— Ах, “Рождение Коссимы”…
Странно было видеть этого молодого человека смущенным.
— Ее забрали, чтобы привести в порядок?
— Нет, Посол. В прошлом месяце были именины у одного из юных господ. Дона Рохарио, если вам угодно.
Ему не было угодно, и его абсолютно не занимали щенки Ренайо.
— Он ее попросил.
— Попросил?
— Дон Рохарио постоянно торчит здесь. Мы даже иногда шутим по этому поводу. Он очень любит живопись. И берет уроки у Кабрала Грихальвы. Великий герцог пообещал, что на двенадцатый день рождения позволит ему выбрать в Галиерре картину и повесить у себя в спальне.
Испорченный двенадцатилетний молокосос повесил у себя в спальне один из его шедевров, и теперь никто не может восхищаться выдающимся произведением, как оно того заслуживает! Матра Дольча!
Не следовало так долго оставаться за границей, но после катастрофы с Рафейо он чувствовал, что ради собственной безопасности должен покинуть Тайра-Вирте на длительное время. Впрочем, Арриано получил истинное удовольствие от своих странствий, забрался так далеко, как никогда раньше, выступая в роли посла — и шпиона — в северных краях, где разрастались герцогства и города-государства, вроде Фризмарка, Мерса и Ветии. Люди там несколько грубоваты, может быть, оттого, что обладают неистощимыми богатствами, которые приносят их предприятия. Но с ним они обходились как с королем, уважая его талант и образование, полученное на Юге. Он научил их ценить искусство. А домой посылал отчеты, позволившие сначала Арриго, а потом его сыновьям использовать отношения с новыми торговыми партнерами с максимальной выгодой для себя.
И как они распорядились своим богатством? Достаточно посмотреть вокруг, дабы убедиться, во что превратилась Галиерра. Достаточно взять в руки эту страничку, из которой следует, что его “Рождение Коссимы” оказалось в частной коллекции произведений искусства бесстыжего мальчишки! Ну, и какую еще картину ждет такая же участь? Все самые лучшие полотна?
— Он попросил “Первую Любовницу”. — Помощник кураторрио поморщился — видимо, хотел, чтобы его слова прозвучали утешительно, но от этих потуг стал слишком уродливым. — Однако его светлость не позволил. Сказал, что его мать, благословенная Великая герцогиня Мечелла, ни за что не согласилась бы переместить картину.
Арриано фыркнул. На большее он был не способен. Каков наглец этот Рохарио! И как невыразимо глуп Великий герцог! Он с трудом поднялся со скамьи, проклиная свою дряхлость, и, хромая, направился к рисовальному классу. Помощник кураторрио, ломая пухлые руки, поплелся вслед за ним.
— Нет никакой надобности меня сопровождать, — рявкнул на него Арриано.
Молодой человек поспешно кивнул и с явным облегчением вернулся к своему столу.
Если верить путеводителю, картины и портреты, созданные за предыдущие восемнадцать лет, висят в дальнем конце Галиерры. Арриано не терпелось их поскорее увидеть. Все, что ему довелось посмотреть за эту неделю в Палассо Грихальва, казалось скучным и холодным — изображение жизни, лишенное жизни. Но ведь здесь, в Галиерре, должны в конце концов быть выставлены лучшие работы, появившиеся на свет за годы его отсутствия.
Даже в живописи мода меняется, хотя, конечно же, Вьехос Фратос всегда жестко следили за тем, чтобы нововведения не оказались слишком радикальными. Это было недопустимо. За прошедшие века он приспособился, но сумел сохранить в себе главное, чем обладал гениальный Сарио: Луса до'Орро.
Арриано остановился у скамеек, расставленных полукругом в углу Галиерры. Два огромных окна выходили в парк Дети Грихальва, преимущественно подростки, рисовали, молча склонившись над своими альбомами. Иллюстратор, проводивший занятия, приветствовал его.
— Насколько я понимаю, вы Арриано Грихальва. — У этого человека тоже была Чиева до'Орро. — Я слышал, что вы вернулись. Меня зовут Никойо Грихальва.
Арриано с трудом заставил себя кивнуть в ответ, такой ужас охватил его, когда он взглянул на стены. И это считается вершиной достижений нынешнего поколения?
Вот висит “Договор”, все фигуры на своих местах, изображены абсолютно реалистично, вплоть до самого маленького ноготка и крученой узенькой тесьмы на костюмах мужчин. Но фигуры какие-то статичные, тяжелые. Ренайо II напоминает статую, а не нормального, живого человека. В картине нет движения.
А “Бракосочетание Ренайо II и Майрии де Гхийас” — еще того хуже! Художник, вне всякого сомнения, талантлив, но растрачивает свой дар на бездарные, мертвые репродукции — вот что это такое на самом деле: репродукции, и не более того!
— “Бракосочетание” выполнено безукоризненно, правда? — В голосе иллюстратора, стоявшего рядом, слышалась гордость. — Первая серьезная работа Андонио Грихальва, после того как он стал Верховным иллюстратором. Вас не было в стране, поэтому, естественно, вы и не знаете, что у нас тут происходило. Андонио изменил нашу манеру письма. На него произвела неизгладимое впечатление знаменитая речь мастера Дионисо; точность, аккуратность и четкость! — Иллюстратор произнес эти слова с восторгом. — Именно Андонио вывел художников Грихальва на верный путь. — Никойо сжал в руке свой Золотой Ключ, а потом традиционно поцеловал кончики пальцев в знак благодарности покойному Андонио. — Он был настоящим гением!
Что за идиот! Конечно, точность, аккуратность и четкость важны. Но они не должны убивать жизнь!
— Посмотрите на Пейнтраддо Морта вдовствующей герцогини Мечеллы, — продолжал Никойо. — Это рука Андрее Грихальва, который получит звание Верховного иллюстратора в Нов'виве. Сцена изображена с такой точностью, что кажутся реальными даже мельчайшие детали.