— А ты, Эрик? Клянёшься ли ты любить и беречь эту женщину до конца ваших дней?
Ответ наследника Фаргоса прозвучал куда громче и торжественней, нежели вопрос.
— Клянусь!
Мы не надевали колец, не делали каких-либо других, знаковых, вещей. Тем не менее, когда Эрик подтвердил слова брачной клятвы, меня овеяло теплом.
Это был не обычный жар, или что-то похожее. Это была какая-то странная магия, и шла она от алтарного камня.
Я хотела испугаться, но не успела. Просто священнослужитель вскинул вверх руки и произнёс величественно:
— Дети мои! Сим днём, при свидетельстве народа и Короны, объявляю вас супругами!
И всё. Тишины как не бывало. Своды храма содрогнулись от множества исполненных счастьем голосов. Я же увидела как Кардер и Гасан отступили на два шага, а Эрик… он начал огибать разделяющий нас камень.
Я помнила — мне нужно идти навстречу. И медлить не стала.
Подхватила юбки и, стараясь казаться не нервной, а грациозной, двинулась вдоль этой огромной каменной махины. К нему. К моему огненному безумию. Туда, где меня ждал самый невероятный поцелуй из всех.
Едва мы оказались рядом, Эрик обвил рукой мою талию и властно притянул к себе. Медленно наклонился к губам, и всё. Я пропала.
Огненный шторм! Торнадо! Вихрь! Предельно жадный, предельно нескромный, немыслимый! Он пил меня, он дразнил меня, доводил до безумия и нёс к вратам Рая. Долго, умело, и очень-очень жадно. Будто через мгновение мы умрём, будто это наш последний поцелуй.
И путь я не видела нас со стороны, я точно знала — этот поцелуй был ужасно неприличным! Неудивительно, что когда Эрик перестал терзать мои губы и отстранился, я покраснела как маков цвет и уткнулась лбом в его плечо.
И покраснела ещё сильней, когда поняла — а народу-то понравилось… Гости из числа тех, кому удалось прорваться в святилище, непосредственно на церемонию, возликовали.
Там, снаружи, за стенами храма, людей ещё больше было. Пусть они не видели этот поцелуй, но подхватили веселье. В этот миг показалось, что сейчас не только храм — само мироздание рухнет. Но оно, как ни странно, выдержало.
А потом был выход из храма, и нас обсыпали лепестками роз, зерном и монетами… И кричали-кричали-кричали…
И только увидев исполненные счастья лица, я осознала, что всё это время очень боялась, что меня не примут, что народ не одобрит женитьбу принца. Ведь происхождение у меня отнюдь не аристократическое, и магии никакой — лишенка, как говорят в Фаргосе. А ещё я чужачка — это тоже кое-что да значит. Плюс, образование совершенно не то, что будущей королеве положено.
В общем, если покопаться, причин для того, чтобы сказать «нет» — море. Но народ принял. А по моим щекам, вопреки решению держаться как истинная принцесса, покатились слёзы облегчения.
Под визг толпы, по живому коридору, мы с Эриком прошли к широкой площадке, застланной алым ковром. Обернулись и замерли, чтобы увидеть, как из храма выходят пары дружек, а за ними все остальные.
Король Брейг и королева Эдиза, разумеется, шли одними из первых. И именно с них начался недолгий, но чертовски нервный процесс поздравления молодоженов родителями.
Их величество Брейг говорил, что счастлив. Обнимал, как родную дочь, чем вызвал новый поток слёз. Их величество Эдиза говорила то же самое, но другими словами. А прежде чем отойти, помогла незаметно подправить макияж.
Правда, заботились о макияже зря, потому что едва королевская чета отступила, к нам шагнули Ахмед и тётя Сабира. В этот момент я просто не могла не вспомнить о своих настоящих родителях, которым… было плевать.
Да, им по-прежнему было плевать, где я и что со мной! Я точно это знала. Ведь были связи — не у меня, у партнёра. И эти «связи» говорили — никаких заявлений о пропаже не поступало. Не ищут. Не обращались.
А ещё были просьбы… и согласно этим просьбам «добрые люди» раз в два месяца устанавливали небольшую слежку за моей семьёй. И неделю назад, когда Ахмеда ненадолго отпустили с мужской пирушки, устроенной в честь примирения и сватовства, джигит рассказал о результатах последней из таких проверок.
Итого — ничего. То есть у них, у моих родителей и Натки, всё в порядке, ничего необычного не замечено. Радуются, ругаются, и опять радуются — всё как у всех. А меня будто не было.
Почему так случилось? Чёрт, ну откуда мне знать. Я всю жизнь была послушной девочкой. Я очень старалась. Я делала всё, что было в моих силах. Но я оказалась лишней в своей семье — так тоже бывает. Редко, но всё-таки. И защищали меня люди от которых меньше всего ждёшь помощи просто потому, что у них другой тип лица, слишком чёрные волосы, слишком смуглая кожа, слишком тёмные глаза и другие, отличные от наших, традиции. Вот только эти люди меня не бросили, и раз так — именно они должны стоять сейчас здесь, рядом с нами. И их слова важней тысячи других.