— А мы уж уходить собрались, думали, что не придешь ты…
Тунук молча открыла двери, присела на свою табуретку. Женщины, видно, тоже заметили ее состояние; не расспрашивая ни о чем, сразу принялись за работу. А перед глазами Тунук был Нур-агай. Он стоял у классной доски и читал стихотворение. Прочел, помолчав немного, заговорил:
«Стихи — это сгустки самых чистых, самых светлых чувств человека. Не каждому дано стать поэтом, ибо он должен разглядеть необычайное в самой обычной вещи, должен очень обостренно чувствовать, переживать, до старости сохранить в себе способность удивляться… А в стихотворении, которое я сейчас прочел, говорится, что жизнь состоит из радостей и печалей, из сладкого и горького, из хорошего и плохого. И не будь этого, жить было бы попросту неинтересно…
Не поддавайтесь горю, потому что за ним всегда приходит счастье. Но не упивайтесь и радостью, ибо, возможно, вслед за ней крадется печаль. Никогда не теряйте надежды… Вот о чем говорится в этом стихотворении. Вы меня поняли?» — спросил Нур.
— Поняли! — вырвалось у Тунук. Она испугалась собственного голоса, огляделась по сторонам, но женщины, видно, не услышали возгласа девушки. Они все так же старательно складывали мешки с зерном. «Удивительно, почему именно сейчас мне стали понятны слова Нура?» — подумала Тунук.
…Когда она пришла с работы, дом был заперт на замок. «Наверно, маму опять в гости к Бокону пригласили», — догадалась Тунук. Тем временем к ней подбежала курносая девчушка лет двенадцати: «Вас просят к дяде Бокону прийти». — «Ты лучше сходи, возьми ключ у моей матери и принеси мне, — попросила ее Тунук. — Хорошо? Мне надо печку затопить, пока светло». Девочка быстро сбегала за ключом.
Затопив печь, Тунук взяла с полки книжку, решив почитать перед сном. Но тут открылась дверь, и опять показалась та курносая девчушка:
— Вас ваша мама зовет. Просила, чтобы вы поскорей пришли.
Во всех окнах большого боконовского дома горел свет. Тунук тихонько отворила дверь, вошла. В прихожей она увидела на полу пять-шесть пар калош, видно, в доме были гости. В углу стоял посох из абелии. «Мулла Жусуп здесь», — догадалась Тунук. Тем временем на скрип открывшейся двери выглянула Сурма:
— Это ты, милая? Заходи, не стой на пороге!
Девушка вошла в комнату, робко поздоровалась со всеми.
— Входи, дочь моя, входи, — сказал мулла Жусуп. Перебирая четки, он оценивающе поглядел на нее.
— Чего ты у порога села? Проходи сюда, — сказал Жапалак, рыжебородый мужчина с покалеченной еще в детстве ногой, приходившийся родственником Бокону.
— Хорошо, когда молодые вот так уважают старших, слушаются старших, — сказал мулла, сжимая в горсть жалобно брякнувшие четки. — Тяжелые времена наступили. Война. Кровь человеческая льется как вода. А сколько было таких войн! А все почему? Потому что люди слишком быстро забывают прошлое. Иначе на земле царил бы вечный мир. Поэтому я всегда говорю: уважайте старших, слушайтесь их, ибо они видели больше вашего, знают больше вашего…
— Золотые слова, молдоке[7], — согласно кивнул Жапалак.
— Доченька, возьми, — Сурма подала девушке кувшин с теплой водой, полотенце и медный таз.
Тунук стала обходить сидящих, поливая им на руки воду из кувшина. Мулла Жусуп омыл руки, насухо вытер полотенцем и со словами: «Дай бог тебе счастья и многих лет жизни», — провел ладонями по лицу. Мать торопливо толкнула Тунук, зашептала: «Что же ты не делаешь бата[8]?» девушка машинально провела ладонями по лицу, еще раз взглянула на муллу, который вдруг показался ей похожим на хищную птицу, сидящую у добычи.
Наконец был подан бешбармак. Все жадно набросились на угощение. Старухи, старательно пережевывая беззубыми деснами, тихонько бормотали между собой:
— Видно, счастье в доме Бокона поселилось… Вроде и мы скотину держим, а каждый божий день с утра до вечера чаем пробавляемся. А у него всегда в доме свежатина. Отчего так?
В их разговор вмешался мулла Жусуп:
— Люди во всем хотят найти причину. А все от бога. Бог даст, бог и возьмет!
— Золотые слова, молдоке, — угодливо закивал головой Жапалак.
…После бешбармака был подан чай. Но и после чаепития гости не собирались расходиться. Все с ожиданием смотрели на муллу Жусупа. Мулла откашлялся, заговорил:
— Неисповедимы пути господни. Никто не знает, что ждет его завтра… Был и я когда-то ребенком, а теперь уже у моих детей появились дети. Чего только не пришлось мне увидеть за свою жизнь! Но одно я твердо понял: главное у человека — это семья. А опора и связь семьи — это дети. Ибо не зря сказано древними, что человек без детей — это яблоня без плодов… Все мы уважаем Бокона. Знаем, что лишился он супруги своей, так и не услышав детского смеха в доме своем… Человек, не продливший род свой, грешен перед всевышним. И потому я был очень рад, когда Бокон сказал мне, что вновь хочет совершить обряд нике[9].