…После свадьбы Кебек дня три ходил трезвый, а потом почти каждый день стал приезжать навеселе. Как члену колхозного актива ему полагался конь. Так прошло недели две. Однажды утром, смакуя вкусный чай, Кебек с удивлением спросил у опечаленной жены:
— Что с тобой, Букен? Заболела?
— Нет, — хмуро ответила та.
— А чего ты такая грустная?
Бюльдуркен молча налила ему еще чаю. В мыслях она удивлялась невозмутимому виду мужа. «Неужели он считает нормальным напиваться каждый день?» — подумала девушка. Но Кебек, и в самом деле не понимая, чем опечалена хозяйка, продолжал ждать ее ответа.
— Почему ты каждый день приходишь пьяный? — сказала наконец Бюльдуркен. — В первые дни еще можно было понять, но теперь…
— Ха-ха-ха!.. — Кебек рассмеялся. — Я думал, что-то серьезное. Да разве один я такой? Мы все пьем. Не каждый день, но если есть возможность, то не упустим.
— Это до добра не доведет…
— Не беспокойся, Букен. Лишь бы бог здоровьем не обделил. Чего нам не хватает? Все есть: деньги, скотина…
— Я не о том.
— А о чем же? — искренне удивился Кебек.
Бюльдуркен внимательно посмотрела на него и молча опустила голову…
Задумавшись, Кебек не заметил, как выпустил из рук пиалу с чалапом. Пиала со звоном разлетелась. Бюльдуркен торопливо подала малыша Дилдекан:
— Подержи, доченька. Я приберу сейчас…
Она быстро собрала осколки, улыбнулась сконфуженному мужу:
— Не переживай. Тебе легче стало?
— Да. Только слабость какая-то.
— Это тебя на машине растрясло.
— Хорошо, если так… — хмуро сказал Кебек. — Боюсь я, что и горы мне не помогут…
— Не городи пустого! — рассердилась Бюльдуркен. — Лучше вышел бы, погулял на свежем воздухе. Вечер уже наступил. Помню, бабушка моя говорила, что нельзя лежать в постели на закате солнца.
— Ладно, не обижайся…
Кебек вышел во двор, сел на тот же серый плоский камень.
В горах поздно рассветает и быстро темнеет. Вот и сейчас солнце уже скрылось за гребнями синих гор, медленно плывут красные, словно вырезанные из меди облака, темнеют впадины: в ущелье пробирается ночь. Кусты вдоль речки теряют свои очертания, сливаясь в одно целое, кажется, что и трава, так тянувшаяся днем к солнцу, засыпает, никнет к земле…
5
Бюльдуркен домыла посуду, подошла к лампе, намереваясь задуть, но Кебек остановил ее: «Не туши», — тогда она закрутила фитиль почти до конца и, хорошенечко укрыв разметавшуюся Дилдекан, улеглась рядом с ней. Дрожащий огонек керосиновой лампы освещал небеленые, грубо оштукатуренные стены, напоминая Кебеку дом, в котором он родился и провел свое детство. Сколько раз Кебек засыпал, глядя на такие же балки, поддерживающие потолок, на дрожащие тени, отбрасываемые огоньком керосиновой лампы. Он взглянул на Бюльдуркен: она уже уснула, но чувствовалось, что жена спит чутко и проснется тотчас, если Кебеку станет плохо. «Спасибо судьбе, соединившей нас. Что было бы со мной, если бы не Бюльдуркен…» — подумал он с нежностью.
А как она, бедняжка, натерпелась от него! Ведь уже через месяц после свадьбы та зеленоглазая стройная девушка стала для Кебека такой же обычной, как и другие аильские молодки. Он стал придираться к ней по пустякам, поругивать.
Однажды они с Текебаем пришли очень поздно, пинками в дверь разбудили Бюльдуркен. Она торопливо откинула дверной крючок, перепуганная, молча застыла на пороге, не замечая сбившегося с головы платка.
— Чего не открываешь? — злобно спросил пьяный Кебек.
— Заснула, — спокойно ответила жена.
— Ты смотри какая соня! Я тебе покажу «заснула»! — заорал разозленный Кебек.
Больше он ничего не помнил. Помнил, как накрутил на руку толстую косу жены, помнил, как кричала она от боли и… И спозаранку они с Текебаем ушли искать чем опохмелиться. Придя вечером домой, Кебек даже сам испугался при виде изуродованного синяками лица жены. Бюльдуркен молча расстелила достархан, подала мужу джарму — похлебку из кукурузной муки, так же молча помыла посуду, постелила постель.
На другой день Кебек опять пришел навеселе. На двери дома висел замок. Увидев Кебека, подошла соседка, сказала, что Бюльдуркен просила передать ему ключи, а сама, мол, пошла погостить к матери. Но Бюльдуркен не вернулась ни на другой день, ни на третий.
Кебек понял, что жена ушла совсем, но гордость не позволяла ему пойти с повинной. Он подождал еще неделю, но Бюльдуркен не возвращалась. Тогда Кебек послал за ней Текебая, но тот вернулся обратно один, красный от злости и стыда. Ходил за ней и Тезек, но и он вернулся ни с чем. Кебек обозлился: «Ну ее к черту, даже если белый свет на ней клином сошелся!» — и запил. Домой приходил редко, пропадал у друзей или у брата.