В один из таких дней, сидя в запустелой комнате, Кебек ел черствый хлеб, макая в чашку с кислым молоком, и вдруг перед его глазами, как наяву, встала Бюльдуркен — стройная, зеленоглазая. И он подумал невольно, что ему уже не найти такой умной, доброй, заботливой жены.
Не желая признаться себе в этом, он пропьянствовал еще целый месяц.
В то утро Кебек проснулся очень рано, с первыми петухами. Голова раскалывалась от вчерашней водки, мучила жажда, но в доме не было ни капли воды. Он вышел как был, в майке, кальсонах, во двор, припал, будто маленький мальчик, к арыку, с наслаждением глотая ледяную воду. Внезапно ему вспомнилась Бюльдуркен, болезненно сжалось сердце, захотелось сейчас же увидеть ее. Он понял, что не сможет жить без нее.
Поехал он к ней вечером, в сумерках, стараясь, чтобы никто не видел его. Привязал коня у дома тещи, долго стоял, не решаясь войти в дом, обуреваемый стыдом и раскаянием.
Была уже поздняя осень. Порывистый ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья, в сумерках чернели высокие горы, журчала вода в арыке. С улицы доносился веселый смех, кто-то запел песню.
В окно был виден силуэт Бюльдуркен. Она читала за столом какую-то книгу. В комнату вошла мать, что-то сказала и вышла. «Вроде одни», — подумал Кебек. Он подошел к двери, взялся было за ручку, но вдруг оробел, отошел к окошку, легонько постучал по стеклу. Бюльдуркен испуганно вздрогнула, отдернула занавеску и тут же задернула, молча села снова за стол. Послышалось шарканье галош, дверь приоткрылась, выглянула мать Бюльдуркен — худенькая, маленькая старушка.
— Кто там? — встревоженно спросила она.
— Я, Кебек…
— А, это ты? Заходи, сыночек! Чего стоишь там? — ласково сказала старушка. — Проходи в дом.
Кебек вошел, поздоровался с Бюльдуркен. Та, еле шевельнув губами, опять уткнулась в книгу. Кебек присел на старенький талпак у порога, замолчал, не зная, что сказать.
— Как живешь? Брат твой, Тезек, как поживает? — выручила его старушка.
Кебек невпопад отвечал на вопросы тещи, а сам не отводил глаз от Бюльдуркен. Она со спокойным видом продолжала читать.
— Пойду казан на очаг поставлю, — сказала наконец теща и вышла.
— Как живешь, Букен? — робко спросил Кебек.
— Хорошо, — равнодушно ответила та.
Не зная, что сказать, Кебек машинально подтянул голенища сапог, заставил себя успокоиться, собраться:
— Букен, ты все еще обижаешься? Из-за водки все. Сам не пойму, как рука поднялась…
— Ты водку не трогай! Где ты еще такую подружку найдешь! — гневно сказала Бюльдуркен.
— Убей меня бог! Это все водка, проклятая…
— Нет! — Бюльдуркен захлопнула книгу, резко повернулась к мужу. — Ты на водку не сваливай! В тебе уважения к людям нет. Я для тебя как раба, как вещь, купленная на базаре. Но с вещами ты обращаешься осторожно, боишься поломать. А человека, с которым ты собираешься прожить всю жизнь, даже за такую вещь не считаешь!.. Нет, нет! Тут дело не в водке…
Кебек с удивлением смотрел на жену: «А ведь она права… Как жестоко я обидел ее. Простит ли?..»
После ужина заговорила мать Бюльдуркен. Такие же, как у дочери, зеленые глаза на морщинистом лице светились умом, добротой.
— Вы оба молоды, — начала она умиротворенным голосом, глядя на зятя и дочь. — Мы с покойным-то мужем тоже молодыми женились, но не знали, что такое ссора. Бывало, как рассердится он на меня, так возьмет в руки свою шапку и сидит молчит. Я сразу понимала, в чем дело, смирней овечки становилась… Он учителем работал. Говорил: «Прошли старые времена. Наши дети будут жить в тысячу раз лучше нас». Сбылись его слова. Кабы не война, учил бы он сейчас детишек…
Старушка замолкла, вытерла уголком платка глаза.
— Очень бы он огорчился, если бы про вас узнал. Кебек, да буду я твоей жертвой, нельзя так измываться над человеком! Ты ко всем относись как к себе… — продолжила она.
— Вы правы, мама. Виноват я, до сих пор места себе не нахожу, — согласился Кебек и сам смутился своих слов. «А что я отвечу, если она спросит, мол, где же ты был раньше, почему сразу не пришел?» — подумал он.
Бюльдуркен молча слушала их разговор. Живот ее заметно округлился, на лице выступили темные пятнышки. Заметив это, Кебек переполнился счастьем: «Родная моя, неужели у нас будет ребенок…»
— Верно, присылал ты друга, брата присылал. Сам только не пришел. А Букен заупрямилась. Обрадовалась я, как узнала тебя, сынок. Давно надо было прийти. И ты, Букен, не будь такой упрямой. Вы-то друг без друга проживете. Но между вами есть теперь третий, продолжатель рода вашего. Радуйтесь этому. Друг друга уважайте. Уважение — самое главное между людьми…