— Надо еще несколько валунов подкатить, — сказал Кебек.
Потом сам попробовал сдвинуть какой-то камень, но не смог. С жалостью глядя на мужа, Бюльдуркен опять полезла в ледяную воду. Тем временем к ним подъехал Канымет. В руках он держал лом и толстую березовую палку.
— Ассалом алейкум, дети мои! — приветливо поздоровался он. — С новосельем вас! Как живете, дочка, как детишки?
— Все хорошо, Канымет-аба. Сами-то как?
— Слава богу. Коня вашего доставил, — сказал старик, слезая с коня. — Вот, вручаю в твои руки, — Канымет подал повод Кебеку. — Хороший конь, смирный. Гнедком зовут.
Кебек оглядел коня, потом, ослабив подпруги, привязал гнедого к кусту. Конь стоял смирно, свесив большой живот, будто прислушивался к разговору.
Канымет закатал штанины, засучил рукава и с ломом в руках вошел в воду. Березовый кол он дал Бюльдуркен.
— Вода в этой речке как необъезженный жеребчик. Если каждый день не осматривать запруду, то быстро развалит. А перед половодьем надо запруду разбирать, а то и камней от нее не останется, — посоветовал карыя. — Но до этого еще два месяца есть. Успеете сено один раз скосить.
Канымет и Бюльдуркен подтащили валун к запруде. Старик прочно укрепил его, и они начали расшатывать второй камень — Канымет ломом, а Бюльдуркен березовым колом… Подтащив таким образом с десяток валунов, они забили щели между ними хворостом и камнями помельче. Уровень воды в запруде начал медленно подниматься, первые струйки уже потекли по арыку.
— Хватит, дочка, вылазь из воды, — сказал Канымет.
Бюльдуркен, забежав за кусты облепихи пониже запруды, стала отжимать намокшую одежду, растирать посиневшее от холода тело.
А Канымет обул сапоги, и они с Кебеком пошли к клеверному полю. Карыя показал, где нужно ставить скирды, рассказал, как выдавать сено чабанам.
— Клевер без толку не поливайте. Примечайте, какой он на вид, — посоветовал он Кебеку.
— Как это? — не понял тот.
— Клевер, который слишком часто поливают, — светло-зеленый на вид, вялый. А тот, которому, наоборот, воды не хватает, становится темно-зеленым, — объяснил карыя. — Поэтому надо вовремя поливать. Здесь земля каменистая. Я раз в две недели поливал. Зато по три покоса за лето успевали сделать.
У края поля они разбили арык на два рукава, присели, отдыхая. Истосковавшаяся по воде молодая трава радостно встрепенулась, иссохшая земля жадно глотала живительную влагу. Различные жучки, мураши торопливо вскарабкивались на листочки клевера, ползли по стебелькам, убегая от воды, плыли на прошлогодних сухих стеблях, гнилушках.
Подошла Бюльдуркен с кетменем в руках.
— Поле ровное, само напьется. Но проверить попозже не помешает, чтобы огрехов не осталось, — сказал Канымет.
Почтительная, скромная женщина, которая без малейшей тени недовольства выполняла тяжелую мужскую работу, полюбилась ему как родная дочь.
Под вечер Канымет-карыя собрался ехать обратно в аил, но Кебек упросил его остаться переночевать. Попив чаю, они пошли осматривать зимовку.
Стемнело. Бюльдуркен зажгла керосиновую лампу.
Кебек и Канымет зашли в дом, удобно расселись.
— Вы с моим отцом ровесники? — спросил Кебек, вызывая старика на разговор.
Канымет встрепенулся.
— Он был на год старше меня, — сказал он и снова замолчал, прикрыв глаза.
Видно было, что ему не хочется говорить на эту тему, но Кебек решил все-таки расспросить старика. Он слышал, что отец и Канымет были врагами. Рассказывали, что отец отнял у Канымета невесту. Как и почему? Никто не знал.
— Моего отца люди звали Калман-камень. Он и вправду казался сделанным из камня. А вас называют Канымет-садовод. Я еще не слышал о вас плохого слова. Даже здесь, в горах, вы создали настоящий сад: провели воду, посадили деревья. А про меня вы знаете. Известный пьяница, дошел теперь до того, что сижу на шее у жены… — с горечью сказал Кебек.
Канымет задумчиво слушал его, потом заметил:
— Верно, сынок. Народ — будто море. В нем и хорошие, и плохие умещаются. Хорошо, что ты понял свои ошибки. Жаль, не каждый их понимает…
Он опять замолчал. Затем спросил неожиданно:
— Ты любил отца?
— Не знаю. Я здорово боялся его, — ответил Кебек. — Он ведь не только нас с Тезеком, но даже мать часто бил…
— Отец есть отец, хороший он или плохой… — сказал Канымет. — Но, простит его бог, только себя он любил. Голодает ли кто, умирает ли кто — ему все равно было… Покойница, мать твоя, когда-то невестой моей была. Мы друг друга очень любили. Хотел я увезти ее к себе, уже согласие ее родителей получил, как вдруг твой отец, Калман, с дружками похитил ее. Где мы только ее не искали, в каких только аилах не побывали… Братья твоей матери были отважными джигитами. «Из-под земли достанем!» — поклялись они, но их отец усмирил сыновей. «Если убьете Калмана, наши роды будут враждовать до седьмого колена. Зачем из-за одного подлеца втравливать весь род в кровную месть», — сказал он им. Он весь калым возвратил моему отцу, а отцу Калмана, твоему деду, сказал: «Я знать вас не хочу. Вешайте свой казан подальше от моего!» — и так до самой смерти и не знался с родом Калмана. А сам Калман долго скрывался в Казахстане, у родственников своей матери, а приехал, когда уже ты родился…