— Три месяца, ты говоришь? Да тебе хватит на несколько десятков лет. Стас что, не говорил тебе, сколько стоят эти вещи?
— Почему же, говорил, — протянула женщина, дотронувшись до медных волос. — Самая дорогая, если я не ошибаюсь, тянула на шестьдесят тысяч рублей.
Геннадий расхохотался.
— Самая дешевая, ты хочешь сказать, — усмехнулся он.
— Самая дешевая? — Лариса прикрыла рот рукой. — Этого не может быть. Стас не имел миллионов.
Геннадий смутился.
— Возможно, ты многого не знала, — произнес он доверительно, — но твой муж был денежным человеком. В девяностые мы с ним открыли бизнес — маленький магазинчик, челночили, накопили достаточно, а потом продали магазин и вернулись в вуз. Что ни говори, а это — наше призвание.
Вырученные деньги Стас вкладывал в артефакты. Не спорю, в коллекции были дешевые вещи, которые он покупал для того, чтобы показывать студентам на занятиях. Но были и дорогие. — Он собирался еще что-то добавить, но автобус уже притормозил у свежевырытой могилы, и Милена снова взяла все в свои руки. Как только на крышку гроба полетели комья земли, Лариса почувствовала облегчение. Она где-то читала, что покойнику становится легче, как только его предают земле, и тогда он словно отпускает своих родных, которые до этого момента не находят себе места. Она не сразу заметила худенького маленького пожилого мужчину, доброжелательно улыбнувшегося ей:
— Ваш муж как пушинка. Гроб будто пустой грузили. Земля ему пухом.
Старика оттеснила Милена.
— Вот и третий этап прошли, — шепнула она Ларисе, снова зазывая всех в автобус, и перекрестилась. — Да будет земля ему пухом.
Красовская снова оказалась рядом с Геннадием, и он продолжил разговор:
— Ты говорила, что осталась без средств к существованию. Хочешь, я приобрету у тебя кое-что из коллекции?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Кое-какие вещи я бы оставила себе как память о муже. Они были дороги ему — значит, будут дороги и мне.
— Понимаю. — Мужчина наклонил голову. — Я мог бы приобрести у тебя самые дешевые вещи и дать тебе за них тысяч шестьдесят. Поверь, это очень хорошая сумма. Средняя зарплата учителя — двадцать тысяч. Будешь экономной — хватит месяца на три. А потом устроишься на работу. Впрочем, может, дам больше. Тебе еще отдавать долг.
— Не знаю, — повторила Лариса. — Мне нужно подумать и прицениться.
Он взял ее за руку и заглянул в глаза. От его взгляда ей стало не по себе. Он смотрел на нее не как друг, а как влюбленный мужчина. Когда-то она слышала от Стаса, что Геннадий влюбился в нее с первого взгляда, найдя какое-то сходство с блоковской «Незнакомкой», но лишь смеялась над этим. Теперь женщина подумала, что в словах мужа была доля истины.
— Что ты на меня так смотришь? — поинтересовалась она, отводя глаза.
— Лариса, ни один человек на земле не даст тебе больше моего, — проникновенно начал Геннадий. — Знаешь почему? Потому что им безразлична твоя судьба, а мне нет. Стас был моим другом, дорогим для меня человеком. И ты тоже дорога мне.
Она покраснела.
— Хорошо, будь по-твоему.
Мужчина расцвел:
— Когда хочешь оформить сделку?
Лариса слегка пожала плечами:
— Наверное, завтра. Сегодня я уже ни на что не способна. Да и грех в такой день думать о делах.
— Вот и умница. — Геннадий стал смотреть в окно. — В каком кафе пройдут поминки? Я вижу, мы следуем к «Красному маку».
— Там и пройдут, — подтвердила женщина.
— Неплохой выбор, если в нашем городе вообще есть выбор таких заведений. — Он хотел улыбнуться, но лишь виновато закашлялся. — Готовься, нам скоро выходить.
На поминках, в большом просторном зале кафе, пили, ели и говорили о Стасе. Лариса видела, как во время поминальной речи на глазах коллег мужа проступали слезы, и понимала, что слова уважения и любви — это не дань традиции. Ее Стаса любили и уважали — это однозначно. Она тоже попыталась сказать, но спазмы сдавили горло, женщина лишь произнесла:
— Мой муж был самым лучшим, — задохнулась и села на стул. Милена тут же подключилась, добавив, что такого брата и сына, как Стас, надо было поискать. Геннадий, севший рядом с Ларисой, снова накрыл ее руку своей горячей ладонью.
— Может быть, выйдем на воздух?
Она обвела глазами зал, задержавшись на безвкусных занавесках с ромашками, застиранных до прозрачности, видимо, оставшихся с прежних советских времен:
— Неудобно.
Мужчина кивнул:
— Как хочешь.
— Спасибо, — еле слышно произнесла Лариса и откинулась на спинку стула. Она молила лишь об одном — чтобы все поскорее кончилось. Возвращаться домой в пустую квартиру не было никакого желания, но еще больше ранили траурные речи о муже — человеке, который еще неделю назад был жив, веселился, строил планы и любил свою жену. На ее счастье, через полчаса гости стали расходиться. Милена, с побледневшим лицом и с потеками краски под глазами, подошла к родственнице: