Краузе оторвался от прицела, и открыв затвор начал торопливо вставлять конусы патронов в винтовку. Восточный всадник внизу, тем временем привлек внимание часть других кавалеристов. Основная часть шла к крепости. А несколько десятков развернулись к скале. Хватит и там, и здесь. Но все же он оттянул на себя сколько смог. Захлопнул затвор. У поклонников жены намечался праздник. Сегодня она овдовеет. Хотелось верить, что не пропадет. Слишком красивая, чтоб её жизнь устроилась плохо. Только бы не попался на пути какой скот. И все же... жаль. Хотелось увидеть её, сказать что-то доброе. Что-то... нежное. Он никогда не был мастаком в таких делах. А сейчас, наверно бы смог... Смешные сожаления о упущенном.
Краузе вставил винтовку в плечо. Сосредоточимся на том, что в его силах. Например, успеть найти и поблагодарить восточного красавчика-коршуна.
Отыскать гнездо снайпера - к несчастью.
Сообразительность наказуема.
***
Медлявский приложился к карабину, и выстрелил. Однако, красный поганец, в которого он целил, успел умыкнуть свое тело за толстенный кедр. Стволы на склоне были настолько необъятные, что задерживали пули. Штабс-капитан сам спрятался за частокол, чтобы передернуть затвор, а когда вновь высунулся... Казалось, что он попал в другой мир. Лес буквально вспыхнул ружейным огнем! Выстрели затрещали, будто густая вязанка хвороста, в раскочегаренном костре. Одновременно лез заполнился отчаянными паническими криками, лошадиным ржанием, и другими людскими голосами - полными горячечным азартом кавалеристов, которые ломали противника.
Красный, в которого промазал Медлявский, вдруг показался из-за дерева, растерянно вертя головой в шапке-ушанке. Медлявский спустил курок, карабин дернулся, и красный вскрикнув упал - наповал. Мелькнул еще один человек, правее, где у кедра под стволом ютилось две небольших ели, - туда тут же вколотил пару выстрелов из своего маузера прапорщик Эфрон. А потом случилось странное:
Из-за наклоненного кедра, который был побежден ветром, и держался только потому, что в падении зацепился за ветви стоявшего рядом товарища, из-за самых его полувывернутых из земли корней, вдруг выскочил человек, и коротко осмотревшись, с неимоверной быстротой помчался вперед по склону. Он бежал прямо на крепость, на земляной вал, с которого вели огонь Медлявский и его товарищи. Штабс-капитан отлично успел разглядеть волевое скуластое лицо, блестевшие лихорадочной отвагой глаза, красную ленточку на папахе...
Человек бежал, отбросив на ходу винтовку, доставая из кобуры револьвер, и шашка подвешенная к поясу отчаянно лупила его по ногам на каждом шаге. Хлопнули выстрелы со стены, - это стреляли солдаты Овчинникова. Снежные фонтанчики вздымались у самых ног бегущего, но он продолжал нестись, опережая кософронтальный огонь. Однако Медлявский, и Эфрон, были как раз во фронт бегуну, и значит, - жить ему оставалось ровно столько, сколько нужно чтобы нажать на спуск.
Медлявский коротко прицелился, и нажал на спуск. Курок карабина дернулся вперёд, и сухо щелкнул. Вот те на! В горячке последних секунд, он забыл, что только что выпустил последний патрон. Медлявский бросил взгляд направо, - Эфрон как раз возился, запихивая в один из своих маузеров обойму; - и у того, в пистолете-карабине с безразмерным магазином, все выстрелы вышли в самый неподходящий момент. Медлявский коротко шикнул себе в усы, и отбросив карабин, резко дернул из нагрудной кобуры свой 'кольт', одновременно взводя курок.
А бегун на склоне, тем временем отчаянно заорав, с гимнастической ловкостью перескочил через заплывший ров, взбежал по валу, совсем уж каким-то неимоверным прыжком прыгнул вверх, зацепился за частокол, с натужным хеканьем взлетел на него, поставив ногу, - и, расправив руки, будто тигр - бросился на Медлявского.
Время как будто застыло на миг. Перед Медлявским мелькнуло перекошенное, со вздувшимися жилами, с прокушенной до крови губой, лицо красного, летящий где-то за ним на предохранительном ремне револьвер, который красный бросил, чтоб уцепиться за стену; его руки - со скрюченными будто когти пальцами, которыми тот собирался вцепиться в горло самому Медлявскому... Штабс-капитан вскинул руку с кольтом, но фатально не успел. Красный влетел в него как паровоз. Оба свалились на землю, - красный сверху, а Медлявский вниз, так что из него выбило дух. Кольт в распластанной по земле руке, бесполезно громыхнул, посылая пулю неведомо куда. На секунду перед глазами Медлявского оказалась макушка красного, украшенная густой копной темно-русых волос, с которых слетела папаха. Вот по этой самой макушке, Медлявский и засадил что есть мочи рукоятью пистолета. Он сам бы не мог сказать, почему именно ударил, а не выстрелил. В этом было что-то звериное, - более древнее, чем голос разума, который посоветовал бы ткнуть ствол в бок, и нажать на спуск. Нет, - отмахнуть, ударить! Супостат от удара как-то странно вякнул, хватка его обмякла. Медлявский еще раз сунул тому по голове рукоятью, - на этот раз угодил по скуле. И противник свалился с него тяжелой кучей.
Эфрон тем временем перехватив в левую руку недозаряженный Маузер, выхватил из кобуры второй, и подскочив направил дуло в голову шустрому краснопузому.
- Нет! - Рявкнул Медлявский - привставая на локте, и загораживая бесчувственного человека рукой. Он уже успел разглядеть на рукаве поверженного врага несколько красных полосок. Это был командир, или как они сами себя называли 'краском'. - Это начальник! В плен гада!
Эфрон помог Медлявскому подняться, и тот вертя головой, и держась рукой за помятое горло - хватка у красного была стальная - просипел ближайшим солдатам.
- Парни! Вяжи этого поводом! Отвечаете головой!
Двое бросив стрельбу через частокол, навалились на красного, и начали крутить тому руки. Медлявский тем временем, продолжал раздавать приказы.
- Эфрон, - на позицию! Гарткевич - сюда пулемет! Гущин - оставайся на своей стене; следи в оба!
Эфрон подвинулся обратно к частоколу, и незамедлительно в кого-то пальнул. Гарткевич, с пулеметом наперевес, протиснулся мимо испуганных стерноженных лошадей, и пробежал по двору к стене. Медлявский поднял руку с кольтом, в пистолете что скрипнуло металлом о металл, - он машинально подхватил вывалившийся из шахты в рукояти магазин; видно когда лупил по чугунной башке красному, случайно стронул магазинную защелку на пяте рукояти. Штабс-капитан заправил магазин с толстобокими патронами обратно в кольт, и снова шагнул к частоколу.
И вовремя! Лес внизу был буквально наполнен людьми на лошадях. Разгоряченные кавалеристы выкатывались из-за деревьев, и тормозили лошадей перед стеной крутым валом, и стеной крепости. Некоторые из них стреляли наверх. Дерево дрожало от частых свинцовых шлепков.
- Господи. Да сколько ж их! - Потрясенно охнул рядом Эфрон, и секунду спустя его Маузер зачастил практически непрерывным огнем, стремясь нашпиговать бурлящую внизу человеческую массу.
- Гарткевич! - Отчаянно вскрикнул Медлявский. Он выстрелил вниз из Кольта, - это было как камушек в море. Быстро сунул пистолет себе под мышку, нащупал на поясе подсумок, и выдернул из него круглую ребристый 'ананас', - британскую гранату системы Миллса. С натугой выдернул предохранительное кольцо, и швырнул вниз.
Слева со стены замолотил вдруг пулемет Гарткевича, тут же, разом -взорвалась внизу гранта. Лошади завизжали, вставая на дыбы. Бросая с себя живых и мертвых всадников. Кто-то внизу крикнул что-то командное, - было не разобрать. И вся эта многочисленная лошадиная банда вдруг отвернула, и покатилась от крепости вниз, наращивая скорость по склону. Гарткевич подгонял их очередями. Стреляли солдаты Овчинникова. Внизу, перед частоколом еще шевелилось несколько сброшенных конями раненных. Кто-то бежал к деревьям. Эфрон и Медлявский достреливали их из пистолетов. Пули догоняли, и сбивали с ног.