Маркиза, наблюдавшая за Паоло со своего ложа, догадалась о том, что явилось причиной его озабоченности.
— Паоло, — сказала она, вставая и подходя к нему, — я знаю, ты ищешь укрытие, где мы могли бы спрятаться, когда взорвется заряд; если хочешь, могу подкинуть идею.
— Ну конечно! — произнес он.
— Ты не будешь надо мною смеяться?
— Да нет же. Почему я должен над тобою смеяться?
— Потому, что эта моя идея весьма оригинальна.
— Тем лучше… Да говори же наконец.
Она все еще колебалась.
— Ну же, не молчи! — настаивал он.
— Я слышала, — сказала она, — что пушечные ядра не погружаются в воду, но рикошетируют от ее поверхности.
— Так и есть.
— То есть вода оказывает сопротивление снарядам?
— Разумеется. И я уловил твою мысль; она превосходна. Мы укроемся под водой. Дай я тебя поцелую; ты нашла решение проблемы, над которой я бьюсь уже вторые сутки!
— Я так счастлива! — воскликнула она, радостно захлопав в ладоши. — Я боялась, что могу ошибаться!
— Ты ошибаешься так редко, что я немедленно приступлю к работе. А ты мне поможешь. Видишь эту трещину?
— Которую?
— Ту, что идет вдоль линии скал и уходит под воду.
— Да.
— Тогда, вероятно, ты видишь и то, что, цепляясь за неровности, имеющиеся на камнях, можно добраться до этой расселины и встать на выступе рядом с ней.
— Действительно, можно, но можно и упасть, мой друг.
— Разумеется. Но упасть куда?
— В воду.
— Всего лишь небольшое падение. Оно ведь тебя не страшит, не так ли?
— Нет, — сказала она.
— Так вот: мы постараемся расширить эту трещину таким образом, чтобы под нее можно было заложить нашу бочку с порохом. Когда это будет сделано, мы подожжем фитиль — о том, чтобы порох взорвался не сразу, я позабочусь — и нырнем под воду. Я уверен, что взрывом хорошенько тряхнет весь грот; кто знает, вдруг и эта скала развалится?
— Но, распавшись, она ведь может засыпать и проход?
— Это маловероятно; разрываясь, порох обычно образует зазоры. Я почти убежден, что здесь возникнет достаточно большая дыра, а осколки горной породы разбросает на многие метры вокруг. В любом случае это наш шанс выбраться отсюда.
— А не лучше просто подождать?
— Подождать чего?
— Пока нам здесь наскучит: тогда и попытаемся выбраться.
— А если один из нас вдруг заболеет? Как за ним ухаживать? Да и сомневаюсь я, что он здесь поправится. Влажность, которая царит в этом подземелье, вредна для здоровья, и мы рискуем в любой момент заработать себе здесь ужасный ревматизм и мучительную офтальмию.
— Тогда за дело, друг мой! — воскликнула она с испугом.
— Пойдем!
Вооружившись инструментами, он быстро проложил им путь к вожделенному выступу.
Они отважно атаковали скалу, которая на подступах к расселине была менее твердой, чем в иных местах; дыра увеличивалась с каждой минутой.
— Я полагала, что камень должен быть более твердым, — заметила она.
— Здесь он размягчен и слегка раздроблен, но вот в сердцевине породы практически неприступен.
— Значит, мы закончим нашу работу менее чем через час? — заметила она.
— И через два часа выберемся на свободу, — сказал он.
— Или погибнем!
— Это возможно, но маловероятно.
— Должно быть, это очень страшно — взрыв бочки с порохом?
— Просто ужасно!
— А вдруг мы кого-нибудь убьем?
— Луиза, — промолвил Паоло, — мы всегда подвергаем чью-нибудь жизнь опасности; каждый наш шаг может повлечь за собой смерть человека; к примеру, иду я по улице, встречаю друга, заговариваю с ним — словом, задерживаю его. Затем мы расходимся, каждый своей дорогой, его убивает упавшей трубой, и я становлюсь невольной причиной его смерти. Если бы я его не остановил, он бы не оказался на месте падения трубы в тот самый момент, когда ей вздумалось свалиться с крыши. Все эти опасения столь же глупы, как и угрызения совести, которые я вроде как должен бы испытывать из-за того, что остановил друга. И потом, все люди стоят друг друга: твоя жизнь имеет такую же ценность, как и жизнь какой-нибудь другой женщины. Не предпринимая попыток выбраться отсюда, мы обрекаем себя на смерть печальную и долгую, на смерть на медленном огне, как говорят в народе, и это будет ужасная пытка, медленная и жестокая агония. Там же, по ту сторону, если кто и умрет, это случится быстро и безболезненно; у него не будет таких мук, какие ждут нас, если мы здесь останемся.