— Это — в честь погибшего товарища, — ответил офицер. — Он воевал в другой части, но наши бойцы считают его однополчанином.
Партизаны заинтересовались:
— А кто он такой?
— Откуда?
Уже в штабе бригады, сориентировавшись по карте в обстановке, полковник рассказывал:
— Иван Кузьмин — парень с Урала. Был танкистом. Погиб под Воронежем. Чтобы отомстить фашистам за близкого человека, одна девушка решила пойти на фронт.
Слушая это, Кузьмин почувствовал, что сердце его заколотилось учащенно. Он хотел что-то сказать полковнику, но горло перехватило.
— И кто та девушка? — спросил Кузнецов. — Гурьянова Марина Гавриловна.
Кузьмин, точно подброшенный со скамейки тугой пружиной, подскочил к столу, за которым сидел полковник, вынул из брючного кармана кожаный кошелек, достал оттуда фотокарточку и, положив ее на стол, спросил:
— Вот эта Марина?..
— Она. Она самая, — ответил полковник, кидая быстрый взгляд то на карточку, то на богатырски сложенного партизана.
— А я, стало быть, стопроцентный Кузьмин Иван Петрович, которого вы похоронили под Воронежем...
Партизаны разразились радостными криками. Полковник еще раз внимательно всмотрелся в фотокарточку и утвердительно заключил:
— Она самая, уралка... Только мне невдомек, как все получилось?
— Получилось так, как на войне, — заметил Кузнецов. — Пусть они встретятся и разберутся во всем.
Иван вместе с полковником в партизанской бричке выехал в расположение полка.
Подойдя к машине с надписью «Иван Кузьмин», сержант обратился к ее командиру, который сидел на корточках, упираясь спиной в правую переднюю гусеницу, и рассматривал карту:
— Товарищ лейтенант, разрешите повидаться с вашим механиком-водителем.
— А вы кто такой будете?
— Я буду ее старый знакомый.
— И наш старый однополчанин, — добавил командир полка, подходя к танку. — Марина, где ты? — крикнул он. — Тебя ожидает нечаянный интерес...
Марина, отдыхавшая в густой кукурузе, положив под голову противогаз, услышала знакомый голос, соскочила, отряхнулась и, оглядев себя, торопливо зашагала к машине. Подойдя к полковнику, она приложила руку к танкошлему, но увидела Ивана Кузьмина и обмерла. Офицер понял, что доклада не состоится, и спросил:
— Ты этого товарища знаешь?..
— Ваня, милый! — крикнула она, бросилась ему на грудь, припав к ней щекой, и по-девичьи разрыдалась на глазах у бойцов. — Да как же это? Да ведь я давно тебя похоронила...
— А я, как видишь, жив и здоров, — сдерживая волнение, отвечал Кузьмин, не мешая девушке выплакаться. — И все время верил, что мы встретимся. Вот и встретились.
Под вечер Иван Кузьмин и Марина Гурьянова прибыли в штаб партизанской бригады. Счастливый, улыбающийся во все круглое, загорелое лицо, сержант рассказал командиру бригады:
— Марине, Александр Васильевич, дали отпуск на три дня. Она хочет провести его у нас.
— Правильное решение, — согласился Кузнецов. — Предоставляю такой же отпуск и тебе.
— Большое спасибо, Александр Васильевич, — поблагодарил разведчик командира. — И еще мы хотели сказать, что решили закончить войну в одном танке: я — командиром орудия, она — механиком-водителем.
— Тоже правильно, — подтвердил командир бригады. — Советую все это согласовать с командованием полка.
— Мы уже согласовали, Александр Васильевич, — вставила Марина.
— Тогда что же еще сказать? Ни пуха вам, ни пера. Характеристику Ивану Петровичу дадим самую положительную.
В брезентовой палатке, зеленым шатром натянутой среди серебристого ивняка, Марина Гурьянова рассказывала Ивану Кузьмину, как она попала на фронт:
— Сперва твоей матери пришло письмо из полка. Ваш комсорг писал, что видел, как тебя под Воронежем убило снарядом. А я не верю. Ошибка, думаю, получилась. Прошла неделя. Я все жду чего-то. И вот узнаю: ты пропал без вести. В тот же вечер я сказала себе: пойду воевать. Продала дом, подсчитала сбережения матери, которые она оставила после смерти, и решила купить танк. Расчет у меня был такой: выучиться на механика-водителя и уехать на фронт со своей машиной. Пошла в танковый полк, рассказала про все командиру. А он выслушал и говорит: «У нас нет указаний, чтобы женщин учить на водителей танков». Я, конечно, поняла, что с ним кашу не сваришь. На обратной дороге отбила телеграмму Михаилу Ивановичу Калинину. Написала целых две страницы и, как могла, выложила девичьи обиды. Через два дня меня вызвали в райвоенкомат и сказали, что Михаил Иванович Калинин советует уважить мою просьбу. Так вот я и стала танкистом.