— А вы, уважаемый, кто такой будете?
Передо мной невесть откуда появился худощавый, невысокий мужчина неопределенного возраста — то ли сорок лет ему, то ли все шестьдесят, — живой такой, подвижный, в старенькой шапчонке с кожаным верхом и резиновых сапогах запасного размера.
— Тутошний сторож я… Иван Никитич Лесняк. А вы, значит…
Я назвался и даже объяснил цель своего приезда — мне ведь предстояло жито на полевом стане целую неделю.
Подошли две черные собаки: одна — добродушная, толстая и приземистая, с лохмами до земли, другая — поджарая, короткошерстная, обнюхали меня. Толстая развалилась у моих ног и голову положила мне на ботинки.
— Признали, — удовлетворенно сказал Иван Никитич. — Ну, идить до Яковлевича. Ото он проводит урок гостям.
— Откуда гости?
— Кубанцы. Из Кущевского и Брюховецкого района.
Кубанцы плотной группой окружили культиватор. Очень уж он их заинтересовал. Странным и непривычным с виду был этот культиватор — с цилиндрическими емкостями, прикрепленными к раме, и трубками, отходящими от них к лапам невиданной двухэтажной формы. Эти лапы и привлекли внимание гостей. Федор Яковлевич давал пояснения:
— Лапы нашенской конструкции, братцы коллеги. Промышленность таких лап не производит, а конструкторы не конструируют. Они на нас дывляться издалека и толком не знают, что нам трэба на данном этапе. Сами куем в своей кузнице… Что остается от заводской культиваторной лапы в междурядье пропашных культур да и других культур? Сами бачили, знаете — глубокий, разгорнутый и уплотненный след. Заводская лапа скользит по земле, уплотняя ее и разгортая почву. И та драгоценная влага, которой нам всегда не хватает и за сохранение которой мы бьемся круглый год, уходит туда, откуда пришла, — на небеса, а незагорнутый след под солнцем превращается в камень, трескается и, понятное дело, открывает остальной влаге дорогу на небеса как раз тогда, когда она до слез нужна пропашным. Вот и придумали мы двухэтажные лапы. Нижний сошник ворошит почву, рыхлит, а верхний — мульчирует ее, загортает след, закрывает влагу…
— А сорняк в междурядье остается? — спросил кто-то. — Нижняя-то лапа вашей конструкции узковата, а междурядье-то широкое.
— У нас на пропашных сорняка не бывает вообще.
— Ну да?! Куда же девается? — раздался недоуменный вопрос.
Канивец усмешливо прищурил глаза:
— А мы с сорняком кончаем еще до культивации.
— Каким это образом?
— Скажу каким, одну минутку… Вон товарищ спрашивает, зачем на культиваторе эти емкости. Послухайте, зачем. Приспособили мы их для прикорневой подкормки пропашных. При культивации вносим жидкие удобрения. Вот, бачите, трубки от емкостей идут к лапам. Заливаем, значит, емкости удобрением, открываем краники, и оно поступает по ним прямо к корням кукурузы или подсолнуха. А что значит дать растению жидкую подкормку, когда оно идет в рост? Оно тогда как раз и наберет солнца за пазуху, то есть зерновой силы. Где удобрение готовим, спрашиваете? Прямо на животноводческой ферме, неподалеку отсюда, километра три. Там мы сборник для навозной жижи сделали. В земле выкопали. Зацементировали, понятное дело, отстойник механизировали, то есть мешалку приспособили для размешивания удобрений с вытяжкой навоза перед употреблением. Ну, в общем, туда поедем, посмотрите что к чему. Примитивно, конечно, все это, как говорится, да что поделаешь — нам этого никто не делает! Сами делаем, потому что нужно, товарищи! Известно же, из чего складывается урожай крепкий: влагу в земле сохранил, доброе семя и удобрение положил, то, да другое, да третье из хлеборобского опыта взял, применил, и, как говорится, количество переходит в качество — в повышение урожайности. Диалектика простая! — Канивец показал в сторону, где стояли плуги. — Мы и на плугах поставили бачки для внесения жидких удобрений.
Я улучил минутку, представился Канивцу, сказал, зачем приехал.