Бывало, сломается какая деталь среди ночи, летит Федор в село, поднимает кузнеца с постели:
— Вставай, Архип Ильич!
Бежали в кузню, раздували горнило, ковали, сваривали деталь, и снова бегом мчался Федор в степь.
Работал Федор, забывая о ранах, о голоде, о простудах. Нормы на пахоте перевыполнял в два и три раза, а когда стал перевыполнять и в четыре раза, приехали к нему товарищи из района. Хотели посмотреть на героя военной пахоты.
Они увидели худого, мосластого солдата лет двадцати, в замасленной и латаной-перелатаной форме. Только без погон был тот солдат. Один из приезжих спросил:
— Сколько вам лет, товарищ Канивец?
— Двадцать первый пошел.
— Вы оставлены дома по брони?
— Да нет! — Федор досадливо дернул ноющим плечом.
— Он боец, списанный войной! — сказал председатель колхоза Исоченко. — Два года уже отвоевал, дважды тяжело ранен… Комиссовали его.
— Ах, вот как!
Однорукий невысокий гость в офицерской шинели оттеснил задававшего ненужные вопросы:
— Расскажите, товарищ Канивец, как вам удается пахать такими темпами? Пахота, как мы видим, хорошая, доброкачественная.
Федор недоуменно пожал плечами: «Бис его знает, что тут сказать!»
— Да я ораю день и ночь. — Потом спохватился, добавил: — У меня на прицепе три плуга и три бороны.
— Любопытно! И тянет трактор?
— Тянет, потягивает. Уже два поля вытянул. — Федор усмехнулся: — Я ж его набруньковал.
— Набруньковал? Как это понять?
— Ну, значит, так настроил трактор, можно понять, — пояснил председатель колхоза и крутнул на Федора глазами: мол, отвечай деликатнее и понятнее.
Гости окружили агрегат, рассматривая тяги, недавно выкованные, еще не потерявшие свежей кузнечной окалины, — с их помощью были прицеплены к трактору плуги и бороны.
— Скажите-ка, товарищ Канивец, кто вам посоветовал приспособить три плуга? Кто сделал дополнительные тяги к плугам и боронам?
— Да никто мне не советовал, — ответил он, пожимая плечами. — Сами вот с кузнецами сделали.
— Это ж отличное решение! Кто все-таки подсказал вам такую мысль?
— Да никто не подсказывал! Само в голову пришло. Тракторов у нас — раз-два и обчелся, да и те старенькие, а работы много, вот и пришлось покумекать, как бы так сделать, чтоб получше и побольше вспахать…
— Молодец, товарищ Канивец! — сказал собеседник. — Если б каждый так «кумекал», как вы, мы бы много хорошего сделали.
Федора хвалили, а ему было неловко: за что, собственно, его хвалить? Иначе он и не мог работать. Да и время такое: хлеб был нужен стране как самое важное оружие! С тех пор его жизненное правило — искать, использовать все то, что с пользой работает на урожай.
Федор сеял кукурузу на поле неподалеку от полевого стана. Сквозь рокот СТЗ он вдруг услышал встревоженный крик сеяльщиц:
— Сто-о-ой, Фе-е-дя!
Федор остановил трактор, обернулся:
— Что случилось, девчата?
Сеяльщица Настя показала рукой на скакавшего в их сторону всадника. Мальчишка лет двенадцати — Федор узнал в нем своего двоюродного брата Кольку — что-то кричал, размахивая руками и поддавая босыми пятками под бока старой лошади Федор заглушил мотор и тогда услышал охрипший голосок парнишки:
— По-бе-да!.. Победа!.. Война закончилась… Давай все на полевой стан, на митинг! Председатель мяса на обед привез! Ура-а!
Сеяльщицы в голос заревели, закричали невесть что, стащили Кольку с лошади, стали тискать и целовать его. Колька заливался смехом, отбрыкивался. Потом девчата навалились на Федора, стали его поздравлять:
— Теперь вернется твоя Галя!..
Федор смеялся:
— Да ну вас!
На митинг он шел мимо своего широкого поля на склоне бугра, где полоскалась под теплым ветром шелковистая зелень гарновки: это была его Победа.
…Свадьбу справили скромную, собрали гуртом кто что, браги из ячменя сварили. И гостей маловато было — родня сильно поредела, а из друзей вернулись только Филипп Хейло да Федор Пономаренко.
Дед Андрей на свадьбе внука произносил веселые тосты:
— Хорошая вы пара!.. И скажи мне, Галю, гарна наша невесточка, доживу я до своих правнуков?
— Доживете, Андрей Трефилович, — ласково отвечала Галя. — Дай вам бог дожить и до праправнуков.