Он достал из кармана печать и вновь начал ее рассматривать.
Через открытое окно редакции, в помещение, осторожно задувал свежий ветерок, а с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей. Город находился в приятном летнем томлении.
– Кстати, Сима просил тебя зайти, как появишься, – сказал Андрей.
– Спасибо, пойду зайду, – Филипп встал и направился к двери.
Филипп вышел в коридор, где кипела жизнь редакции. Пройдя через большой зал, Филипп постучал в дверь кабинета Серафима Марковича, главного редактора журнала, которого коллеги между собой ласково называли «Сима».
– Да! – послышался громкий голос.
Филипп приоткрыл дверь.
– Звали?
– Да, да, заходи! – заместитель главного редактора сидел за столом, смотря в монитор компьютера. Он махнул рукой, приглашая Филиппа зайти.
Серафим Маркович Дятловский был мужчиной средних лет, полного телосложения, с лысеющей шевелюрой и маленькими, но внимательными глазами.
– Итак, – спустя несколько минут сказал Серафим Маркович, переводя взгляд на журналиста.
– Вы, видимо, вызывали меня по поводу статьи? – Филипп закинул ногу на ногу, готовясь к длинному разговору.
– И по этому поводу тоже, – Дятловский поерзал в кресле, – Смирнов, я прочитал твою книгу.
Филипп замер и внимательно посмотрел на шефа.
– Да, я ее, наконец-то прочитал. Мда, – Дятловский причмокнул и подвигал бровями, – Ты знаешь мое отношение к тебе, Смирнов. А уж тем более мое отношение к твоему дяде.
– Ой, ну причем здесь мой дядя! – Филипп недовольно отвел взгляд.
– Ну, как не крути, он святило мировой науки, и, уж извини, все знают, что ты его племянник. Вот помню, как…
– Серафим Маркович, давайте о моей книге, а не о моем дяде.
– Да, да. Так вот. Прочитав твою книгу, хочу тебе сказать. Издавать ее я бы не стал.
Филипп кивнул. Другого ответа он и не ожидал.
– Ну, ты подожди расстраиваться. Пишешь ты замечательно. Слог у тебя правильный, обороты красивые, тут все хорошо. Я бы даже корректорам не стал отдавать. Но, вот сюжет, милый мой, как-то не впечатляет, не захватывает, не цепляет, как многие выражаются. Скучновато. Слишком много исторических справок и мало действия.
– Но, книги бывают разные.
– Верно. Но, твою книгу не интересно читать. Прости уж за откровенность.
– Ничего. Я понимаю.
– Не отчаивайся, и не бросай писать. Попробуй поменять что-нибудь.
– Хорошо.
– Так. А теперь по проекту. Что там у тебя нового?
– Ну, конкретного пока не могу ничего предъявить.
– Хорошо. Ты меня не подводил никогда. Но, до конца месяца, будь добр, материал сдай.
– Хорошо, Серафим Маркович. Сделаю.
– Вот и ладно. Ступай, давай, работай.
Выйдя из кабинета начальника, Филипп почувствовал разочарование. Серафим Маркович был талантлив. Чувствуя литературу тонко и относясь к книгам с большим трепетом, он помогал начинающим писателям, давал шанс молодым журналистам проявить себя в редакции и всегда был готов поддержать советом. Узнав, что Филипп пишет книгу, он с большим удовольствием вызвался помочь в ее издании, а теперь Филипп чувствовал, что его шансы на издание становятся все более призрачными.
Филипп вернулся в кабинет, где Грецкий напряженно и рьяно стучал пальцами по клавиатуре, набирая текст.
– Слушай, – Андрей неожиданно отвлекся от работы, – Помнишь у тебя был большой такой словарь арабского языка?
– Да.
– Можешь одолжить? Мне для перевода статьи нужно.
– Конечно.
Филипп подошел к своему рабочему столу, ища взглядом словарь.
– А, черт, я вспомнил, – сказал Филипп, – Я же его вернул Николаеву, это был его словарь…
Внезапная мысль пронзила Филиппа.
Профессор Николай Федорович Николаев….Николай….Коля….
Когда кто-то в спешке или в стрессе пишет записку, он не будет называть себя по отчеству, или полным именем, он назовётся привычным именем, которым его называют друзья и родственники – Коля!
Черт!
Как же я сразу не догадался!
И именно его, не молодого интеллигентного мужчину, видела соседка, когда он клал записку в почтовый ящик.
Филипп набрал номер профессора Николаева.
Шли долгие гудки, и никто не подходил.
– Ну ладно, жаль, – сказал Грецкий, – Посмотрю тогда в интернете, наверное.
Журналист уже не слушал коллегу, он выбежал на улицу, сел в машину и поехал на север Города, где проживал профессор Николаев.
Глава 8
Саблин сидел в тишине, размышляя над делом, ставшим вдруг частью расследования убийства в антикварной лавке, которым он занимался несколько лет назад.
Он уже не надеялся, что когда-нибудь сможет вернуться к тому делу, уж больно все было запутанно и сложно, расследование зашло в тупик и было приостановлено. Но, сегодня, когда он увидел татуировку в форме молнии, вырезанную вместе с кожей, он понял, что все начинается заново.