— Арвен, — прошептал он онемевшими губами, — любовь моя… Прошу, выслушай меня. Выслушай сейчас, прежде чем мы вернемся в Галадхэн… и я уйду.
Он развернул Арвен к себе лицом и начал, стараясь говорить спокойно и ясно:
— Любимая! Прости меня за то, что я скажу… — он запнулся, но, собравшись с силами, продолжал: — Молю: подумай еще. Взгляни на восток. Ты видишь, сколь могуч враг? Мы сдерживаем его изо всех сил… но… где пределы его мощи? Что, если она неодолима? Что, если война закончится не нашей, а его победой?
Арвен протестующе покачала головой, но Арагорн не дал ей вставить слово и с напряжением выговорил:
— Звезда моя, пойми: тогда люди будут обречены на смерть или на рабство. Но твой народ… вам не надо делить с нами гибель, вам открыт путь за Море, в Благие Земли, неподвластные злу…
— И ты говоришь мне это? — с возмущением перебила его Арвен; глаза ее полыхнули гневом. — Ты прямо как Альмариль! Можно подумать, что вы братья!
Она рванулась из рук человека, но тот не выпустил ее. Тогда она продолжала чеканно, звенящим голосом, не сводя с лица Арагорна пылающего взгляда:
— Ты хочешь, чтобы я оставила эту землю? Чтобы я сменила ее на иную, блаженную, без боли и страха? Но я принесу туда свою боль и свой страх. Как я смогу жить там, зная, что ты обречен? Мой отец и мои братья тоже будут сражаться до последнего — ты хочешь, чтобы я рассталась и с ними?!
— Сражаться проще, если знаешь, что тот, кто дорог тебе, в безопасности, — не желая сдаваться, пробормотал Арагорн.
— Если я окажусь там, я больше никогда не увижу тебя, чем бы ни кончилась война, — сказала Арвен с горечью. — Так что не блаженство будет моим уделом, но бесконечная тоска. Ты желаешь мне этого?
Арагорн молчал, только крепче сжал ее в объятиях. Что за участь он уготовил возлюбленной? Он сам привязал ее к смертным землям, которые вот-вот затопит Тьма…
— Ты помнишь, как тебя звали в детстве? — спросила вдруг Арвен; вспышка гнева у нее прошла, она снова говорила негромко и мягко.
— Конечно, — удивленно отвечал Арагорн. — Эстель… Смешное имя, — он и впрямь улыбнулся. — Разве можно звать человека — надеждой?
— Ты — Эстель, — сказала Арвен утвердительно, глядя ему в глаза. — И я верю: ты будешь среди тех, чья доблесть разрушит Тьму — сколь бы могучей ни казалась она.
Арагорн снова посмотрел на восток. То, что поднималось там, отторгало всякую надежду; и, однако, отныне он не вправе забыть свое прежнее имя. Права на отчаяние у него больше нет.
— Мне не дано провидеть нашу победу, — медленно произнес он. — От меня скрыто, как это может сбыться. Но я буду надеяться твоей надеждой, любимая. Я отвергаю Тень и никогда не склонюсь перед нею.
Он впился взглядом в лицо Арвен. До конца ли осознает она, что он сказал и что еще будет сказано? Ведь сейчас им как никогда нужна полная ясность!
— Любовь моя… Но и звездный свет твоего народа не для меня, — говорил он, чувствуя, что бросается в бездонную пропасть. — Я — смертный, я принадлежу миру людей. Если ты соединишься со мной, не придется ли тебе… оставить родных… и навечно отринуть Сумерки?
Долго Арвен стояла молча, глядя через плечо следопыта на запад, на туманно-синий горный хребет. Далеко-далеко за ним, за холмами и равнинами простиралось безбрежное Море, ограждающее Валинор — недоступную смертным, вечно юную отчизну эльдар… Сердце бешено колотилось в груди Арагорна, но он не торопил любимую. Слишком уж трудное ей предстояло решение, и он сам не знал, какого ее выбора больше желает и страшится. Наконец, подняв на него свои прекрасные, лучистые, сияющие глаза, она сказала спокойно и твердо:
— Там — мой дом и Дом моего народа. Но разве ты не услышал? Я смогу покинуть его — ради тебя. Если так будет суждено, я отрину Сумерки.
Арагорн опустился на колени и прижал руки Арвен к горящему лицу. Ему бы возражать, спорить, снова и снова уговаривать любимую не губить себя ради непутевого смертного… Нет, он не мог. Слишком уж важным для него было ее решение. Сейчас ему казалось, что, ответь она по-другому, жизнь его тут же и закончилась бы, пусть даже он все еще ходил, разговаривал и сражался. Ведь человек не может жить, если сердце в нем мертво…
Но его сердце жило, билось и полнилось восторгом и нежностью, от которых он едва мог дышать. Вскинув голову, во взгляде Арвен он прочел ответ на следующий свой вопрос… и все же воскликнул, как только голос вернулся к нему:
— Арвен! Ты — мой свет, моя жизнь, моя надежда. Я дышу, потому что люблю тебя, и буду любить до последнего вздоха. Эру свидетель, ничего не желаю я так, как назвать тебя своей женою! Примешь ли ты руку мою и сердце? Будешь ли ждать меня — ведь я не могу остаться с тобой, пока Враг не повержен, а земля наша не свободна от Тени?
— Да, — не колеблясь ответила Арвен.
Она подняла следопыта с колен и, глядя на него снизу вверх, проговорила ясно и звонко:
— В какую бы даль ты ни ушел, сколь бы долго ни странствовал — я буду ждать тебя. Куда бы ты ни позвал меня — я пойду за тобою. И ничего я так не желаю, как назвать тебя своим мужем, Арагорн, сын Араторна. Да будут мне свидетелями Манвэ и Пресветлая Элберет, и Единый да будет мне в том порукой.
Не успела она договорить, как вдруг сильный вихрь вздыбил листву, растрепал им волосы, толкнул Арвен и бросил ее в объятья Арагорну… Неужели их обет и вправду услышан?! Значит, он исполнится? О, если бы!.. Но беды точно не будет, если скорее скрепить его поцелуем!
Ветер быстро стих. Радостное смятение в душе человека тоже потихоньку улеглось, и из-под него проступило удивительное, прозрачное как родник спокойствие. В мире ничего не изменилось: так же синели горы и золотились рощи Лориэна, и так же вздымалась грязная мгла на востоке. Но Тень больше не ужасала Арагорна — он действительно обрел надежду, высшую, нежели все расчеты и прикидки разума. К нему как будто вернулась юность Эстеля — того, кто ждал от жизни счастья, кому заботы не затмевали радости бытия, для кого не было невосполнимых потерь и неодолимых трудностей… Да, наверное, победить Врага можно лишь чудом; но ведь чудеса случаются! Арвен любит его и согласна стать его женою — это ли не чудо?
Чтобы удержать это чудо, не дать ему развеяться вместе с ветром и солнечными лучами, он снял с пальца кольцо Барахира и надел его на тонкий пальчик Арвен.
— Любовь моя, прошу, прими его. В нем сплелись судьбы твоего и моего народа, в нем моя судьба… Я вверяю ее тебе — хранителя надежнее я не знаю.
— Я принимаю твою судьбу, — произнесла Арвен раздельно… и волшебное кольцо сжалось, охватило ее палец, как будто было отковано как раз для неё!
Арагорн был невероятно, непозволительно счастлив. Еще чуть-чуть — и он взлетит, как на крыльях! И он знал: как бы ни грозилась издали бессильная здесь Тьма, что бы ни ждало его в будущем — этот миг пребудет с ним вечно. Никто и ничто уже не отнимет его, не заставит забыть, не сделает не-бывшим!
Долго, долго влюбленные, прильнув друг к другу, стояли на талане — словно вдвоем парили над миром в блистающей синеве, в потоках благоуханного ветра. День уже повернулся к вечеру, когда они вспомнили о земной своей жизни. Они спустились с мэллорна, подобрали сумку и плащи, оставленные у подножия лестницы. Нежная, шелковистая травка манила; и Арвен скинула башмачки и со смехом побежала с холма вниз. Арагорн замешкался, чтобы тоже разуться, и нелегко ему пришлось, прежде чем он догнал легконогую деву у опушки леса! Запыхавшись, Арвен обернула к нему раскрасневшееся, веселое лицо — разве можно было не поцеловать ее? И они задержались еще, даром, что пора было пускаться в обратный путь…
Они и дальше не торопились — нога за ногу брели по прохладному ковру под пронизанной светом лиственной сенью, пока не наткнулись на пробившийся у корней дерева родничок. Лучше места для трапезы не сыщешь, а ведь они с утра еще не ели… Арагорн расстелил плащ, Арвен, усевшись на него, разложила на траве припасы. Следопыт устроился рядом, налил в одну чашу вина… и вдруг дева, вскинув на него глаза, прикрыла вторую чашу ладонью.