Остаток застолья прошел спокойно. Галадриэль, как любезная хозяйка, принялась живописать красоты своей земли - окружающие Галадхэн леса и рощи, цветущие поляны и тенистые урочища, звенящие ручьи и тихие, скрытые в зарослях речки… Келеборн успевал вставить слово об охотничьих угодьях, где полно кабанов и оленей, о речных заводях и стремнинах, где на зорьке случается отличный клев – они с возлюбленной супругой иногда развлекаются рыбалкой… И с самым серьезным видом Владыка принялся восхвалять рыбацкие подвиги жены. Когда же пойманная Владычицей добыча в его описании стала больше походить на чудо-юдо морское, чем на безобидную речную рыбешку, Галадриэль рассмеялась и заявила, что возлюбленный супруг ее, пожалуй, преувеличивает. Пусть лучше расскажет, как он поднял на копье кабана, которого она, знатная охотница, не сумела пристрелить из лука… И ужин закончили за беззаботной, благодушной беседой.
После трапезы Арагорн проводил Арвен. Дева жила неподалеку, в ветвях соседнего мэллорна. Они распрощались у подножия лестницы, условившись встретиться назавтра в полдень. Следопыт отважился поцеловать ее руку, и в ответ пальцы Арвен легко сжали его ладонь… Потом она взбежала вверх по лесенке, на повороте оглянулась и, улыбнувшись, скрылась за огромным стволом. А Арагорн остался стоять под деревом, глядя ей вслед – он не мог заставить себя уйти.
Его переполняло счастье, столь огромное, что казалось сном. Но нет, это был не сон! Воин ущипнул себя – и явственно ощутил боль от щипка, да и дерево никуда не исчезло. Тихо шелестела его крона, мерцали сквозь листву золотистые, серебристые, голубоватые светильники – какой-то из них, должно быть, освещает и жилище его возлюбленной…
Вдруг вверху послышался чей-то серебристый смех, шуршание, и мгновение спустя сквозь листву с плеском обрушился поток воды. Арагорн едва успел отскочить. Ничего себе! Хорошенькие шуточки шутят здесь с гостями! Это была не Арвен, ее голос он узнал бы; и все же несостоявшееся купание отчасти отрезвило его. Быстрым, неровным шагом он пошел прочь.
Что он себе позволяет?! Как легко он нарушил свой же зарок – не давать воли чувствам! Стоило только увидеть любимую, и все его благие намерения пошли прахом, развеялись, словно дым! Не следует ли ему немедленно собраться и со всех ног броситься прочь из Лориэна? Арвен, наверное, оскорбится его поступком, и возвращение станет заказано ему навсегда… Не будет ли так лучше для них обоих?
Но, едва представив себе поспешное бегство, он содрогнулся. Нет, не способен он так обойтись с возлюбленной, хоть убейте! Да и при мысли о расставании ему самому словно нож вонзается в сердце… Неужели у него нет права хоть ненадолго продлить свое счастье?
Уже наступила ночь, но под мэллорнами не было полной темноты: ярко сияла луна, фонари эльфов помогали ей. Сверху, из крон, доносилась музыка, веселые голоса, обрывки песен… Жители Галадхэна не торопились на покой. Арагорн же вернулся к себе, скинул одежду и бросился в постель. Но сон не шел: облик любимой стоял у него перед глазами. Он вспоминал каждое ее движение, звук ее голоса, ее солнечную улыбку… точеную, гибкую фигурку – тонкое платье не скрывает, а лишь подчеркивает ее прелесть… О, если б он посмел с лаской коснуться возлюбленной… поцеловать ее… сжать в объятиях! Но разве это возможно?
Без толку было, изнемогая от желания, вертеться в постели. Воин оделся и вышел из дома. Некоторое время он бездумно бродил между деревьями, пока не понял, что ноги сами несут его к мэллорну Арвен. Он тут же свернул в сторону: не хватало еще торчать там столбом на посмешище всему Галадхэну! Он шел прямо, куда глаза глядят, пока в полумраке не замерцала смутно светлая стена; пришлось снова повернуть, и вскоре Арагорн услышал журчание и наткнулся на родник, из которого брал начало ручей.
Вода в роднике бурлила ключом, вздымая со дна песчинки, и изливалась быстрым говорливым потоком. Человек в задумчивости присел рядом. Так и страсть кипит у него в душе; чем станет она? Прозрачным ручьем? Глубоким озером? Или увязнет, расточится в болоте неуверенности и сомнений?
Он опустил руки в ледяную воду, плеснул себе в лицо и некоторое время сидел, глядя на игру струй в серебряном лунном свете. Это помогло успокоиться и обрести хоть какое-то здравомыслие. Арагорн понял, что должен свидеться с Арвен, как и обещал. И должен молчать о своей любви, как молчал раньше. Не стоит ему обольщаться радостной встречей и приветливым обхождением: наверное, он просто напомнил любимой о доме. Она ведь давно не виделась с отцом и братьями, а следопыт, как-никак, ее названный родич… И не стоит забывать, кто он и что он. Ведь со времени разговора с Владыками ничего не изменилось: он – человек, его дело – война. Сейчас он наслаждается Светом; но, так или иначе, ему придется вернуться в Тень. Будь у него еще уверенность в победе… Однако даже Владычице нечем обнадежить его. Отступить он не сможет, значит, ему суждена гибель – рано или поздно. Допустим, он признается, и Арвен не останется к его признанию равнодушной. Да, он всей душой желает этого! Но разве есть у него право связать деву узами любви и тут же обречь ее на разлуку и печаль? Нет. В этом нет никакого смысла. И значит, он должен запереть свой родник в глубине своего сердца. Пусть он станет подземной рекою, скрытой от глаз, глубокой и темной… Да будет так.
Правильное это решение ощутимой тяжестью легло на плечи Арагорна. Но ему не привыкать было носить тяжести. Поблуждав еще среди мэллорнов, он отыскал свое жилище, улегся и наконец забылся сном.
========== 3. Объяснение ==========
В те ясные, долгие летние дни Арагорн словно грезил наяву – происходящее с ним не могло быть правдой.
Он виделся с Арвен ежедневно; никто не препятствовал их встречам. Вдвоем они подолгу гуляли под сенью громадин Галадхэна или забирались на самую верхушку какого-нибудь мэллорна, и над ними раскрывалось бескрайнее синее небо с белыми барашками облаков. В другой раз они выходили за ворота, шли к реке и сидели там на берегу, наблюдая за зимородками и стрекозами, или отправлялись в недальние березняки собирать землянику. Однажды они выбрались порыбачить, и сколько смеха было, когда здоровущий голавль вырвался из рук Арвен, ускользнул от Арагорна и с брызгами плюхнулся обратно в воду! А как вкусен оказался зажаренный на костре остальной улов… Иногда они брали с собой лютню, и серебряный голос девы струился под тихие переборы и шелест листвы. А не то Арагорн вспоминал давнишние свои умения, и тогда струны звенели в плясовой или вторили задорным гондорским песенкам…
Они говорили обо всем подряд: о людях и эльфах, о Ривенделле и Гондоре, о южном море и суровых Мглистых горах, о великих деяниях былого и недавних смешных случайностях… Только когда Арвен расспрашивала Арагорна о его путешествиях, тот старался побыстрее перевести разговор: война тенью стояла у него за спиной и нет-нет, да и прорывалась в рассказах. Тогда следопыт замечал, как омрачалось лицо возлюбленной и грустнели ее глаза, и готов был прикусить свой болтливый язык, не способный вовремя остановиться.
Впрочем, пока ему удавалось главное – молчать о своей любви. Это было нелегко: к Арвен так и не вернулась свойственная ей в Ривенделле церемонная обходительность, и она держалась с гостем очень приветливо и просто. Арагорн помнил, что с братьями она вела себя точно так же. Но разве так обращаются девы с теми, к кому склоняется их сердце? Следопыту казалось, что нет, и этим соображением он укреплял свою решимость. Для Арвен он – просто старый приятель и занятный собеседник; она, наверное, только посмеется в ответ на его признание, как смеется над его байками…
Однако близость любимой все так же волновала и томила его. Он невольно задерживал ее руку в своей при прощании или сжимал ее крепче, помогая деве перебраться через ручеек или камень; тогда дыхание у него перехватывало, сердце колотилось так, что казалось, этот стук слышен издалека. И точно, в глазах Арвен мелькало странное, задумчивое выражение, нежный румянец становился чуть ярче… а следопыту приходилось нести всякую чушь, лишь бы скрыть свое смущение.