Он знал, что плохая ситуация станет еще хуже, как только услышал голос из "вороньего гнезда": "Капитан! Там что-то плавает в море, прямо по правому борту! Это похоже на кусок дерева или перевернутую лодку.’
Капитан покачал головой и пробормотал себе под нос: "Зачем мне это говорить?’
На его вопрос тут же последовал ответ, и впередсмотрящий крикнул: "Там что-то движется! Это же мужчина! Он увидел нас ... и теперь машет рукой!’
Капитан почувствовал, что пятьдесят пар или даже больше голодных глаз смотрят в его сторону, желая, чтобы он отдал приказ плыть дальше и оставил этого человека на произвол судьбы. Последнее, что нужно было кораблю, - это еще один рот для еды. И все же капитан вряд ли мог претендовать на звание человека чести, но он не был злым. Негодяй, возможно, но не злодей. И тогда он приказал остановить корабль. Затем он приказал спустить шлюпку, чтобы забрать этого человека, появившегося из ниоткуда в сотнях лиг от ближайшего берега. - Ничего страшного, ребята’ - крикнул он. ‘Если нам не понравится этот ублюдок, мы всегда можем его съесть!’
Через некоторое время грязную, загорелую фигуру выше среднего роста, но почти такую же худую, как и окружавшие его матросы, вытащили на борт корабля и положили на палубу. Капитан спустился с кормы, чтобы поприветствовать его. Он заговорил на своем родном языке и спросил: "Добрый день, сэр. К кому я имею удовольствие обратиться?’
Человек слегка кивнул головой и ответил на том же языке: "Добрый день и Вам, капитан. Меня зовут Уильям Петт.’
***
Юдифь много думала о том, что ей надеть в тот день, когда они с Хэлом воссоединятся. У нее возникло искушение заказать стальной нагрудник, идеально подогнанный к ее фигуре, вокруг которого она накинет шелковый пояс в национальных цветах - красном, желтом и зеленом, - на который будут приколоты ее украшения во всем их золотом и украшенном драгоценными камнями великолепии. Император подарил ей рапиру из прекрасной дамасской стали, оружие одновременно смертоносное и идеально приспособленное к размерам и силе женщины. Эти боевые украшения будут хорошо смотреться на ее бедре, когда она ступит на палубу "Золотой ветви", и послужат напоминанием людям на борту, что она не беспомощное, хрупкое создание, не имеющее ничего общего с жизнью и работой корабля, но такой же закаленный в боях воин, как и любой из них.
И все же, как бы сильно она ни хотела, чтобы мужчины уважали ее, она также хотела, чтобы ее мужчина любил и желал ее, и да, хотя ей было неприятно признавать это, она хотела выглядеть красивой для него. Месяц назад, когда их обоих вызвали на военный совет, им удалось провести вместе один драгоценный час. Но даже несмотря на то, что они использовали каждую секунду, проведенную вместе, как можно лучше, и ее тоска по нему была утолена, по крайней мере на короткое время, напоминание об экстазе, который он мог вызвать в ней, только усугубило их последующее расставание. Она больше никогда не хотела, чтобы что-то встало между ними. Поэтому, хотя ее меч, доспехи и военные награды были уложены в багаж, который она собиралась взять на борт, сама Юдифь была одета в традиционное эфиопское платье из чистого белого хлопка, которое ниспадало до лодыжек. Подол, рукава и горловина были украшены полосами яркой вышивки с узором из золотых крестов. На шее у нее висели ожерелья из золотых и янтарных бусин, а в ушах - круглые золотые серьги с жемчугом.
Ее волосы были заплетены в косы, которые лежали близко к голове, и поверх них она надела головной убор, состоящий из двух тонко обработанных нитей жемчуга и золотых бусин. Один из них шел горизонтально вокруг ее головы и был соединен с другим, который шел сзади вперед, над ее макушкой. Маленькая золотая с жемчугом брошь в тон ее серьгам лежала в центре лба, чуть ниже линии волос, прикрепленная к обеим прядям и удерживающая их на месте. Наконец Юдифь накинула на голову и плечи шаль из белой льняной ткани в знак скромности. Наедине она была готова играть роль наложницы, но на публике, по крайней мере, ее репутация останется незапятнанной.