‘Но рядом с тобой их ненависть будет подобна песчинке в могучей пустыне. Ибо все твое существо будет поглощено ненавистью. И потому что ты ненавидишь, и потому что только я могу дать тебе шанс удовлетворить эту ненависть, ты будешь служить мне.
‘А что касается вас, мистер Грей ... - голос Джахана стал холодным и жестким, когда он взглянул на консула, - вы покинете мой дом и никогда больше не вернетесь, разве что с головой Генри Кортни на блюде или со средствами уничтожить его. Принесите мне любую из этих вещей, и ваше прежнее положение здесь будет восстановлено и усилено, так что вы снова будете пользоваться почетом среди моего народа. Но до тех пор вы будете считаться парией. А теперь убирайтесь!’
Канюк почти сумел изобразить улыбку, подобную той, что была на его маске, когда он смотрел, как удрученный Грей уходит. Тогда Джахан снова повернулся к нему и сказал: "Мне только что пришло в голову, что ты евнух, и поэтому я окажу тебе особую милость, которую никогда бы не оказал ни одному человеку, который был бы совершенен. Ты можешь сопровождать меня, когда я буду обедать с моими любимыми наложницами. Это существа безупречной красоты, привезенные из Индии, из Персии, из русских степей и даже захваченные в рыбацкой деревушке на берегу твоего собственного острова. Они все будут в восторге от встречи с тобой. Осмелюсь предположить, что самые храбрые из них даже захотят разобраться с тобой, просто чтобы убедиться, что ты настоящий. Конечно, ты не можешь ни прикасаться к ним, ни есть мою еду, ни пить мое питье. Но ты можешь присутствовать и наслаждаться своим единственным истинным глазом угощениями, разложенными перед вами. А в тот день, когда Генри Кортни умрет, я дам тебе на выбор любую женщину из моего гарема, и ты сможешь делать с ней все, что пожелаешь, все, что угодно. Так что подумай об этом, почему бы тебе не сделать это, когда они ласкают тебя сегодня вечером. Представь себе, как ты найдешь способ удовлетворить свои желания. И спроси себя, может ли хоть одна из этих женщин, как бы они ни были прекрасны, доставить тебе такое же удовольствие, как смотреть, как умирает капитан Кортни.’
***
Три дня спустя Канюк получил приказ совершить свою первую экспедицию во внешний мир. Одетый в черную джеллабу с капюшоном, он спустился в доки и вернулся обратно, сопровождаемый шестью людьми Джахана, чья работа состояла в том, чтобы защитить своего подопечного и убедиться, что он не сбежит. Им было специально приказано идти достаточно далеко друг от друга, чтобы все, мимо кого проходил Канюк, могли хорошо его рассмотреть.
Как и предсказывал Джахан, появление человека в маске вызвало нечто похожее на панику среди людей, толпившихся на узких улочках Занзибара. Женщины отворачивались и закрывали глаза своим детям. Люди плевали на землю, когда он проходил мимо, или поднимали голубые амулеты Назара, чтобы отогнать злой глаз, который так злобно смотрел с кожаного лица. Наконец, когда они шли по площади, окруженной магазинами и забегаловками, один вспыльчивый молодой смельчак сунул руку в открытую канализацию, идущую вдоль одной стороны площади, и левой рукой - той, которой он вытирал свой зад, – поднял и бросил в Канюка массу отвратительно пахнущих экскрементов. То ли благодаря хорошему прицелу, то ли по счастливой случайности ядовитый снаряд пролетел между охранниками и попал Канюку в левую часть туловища, как раз туда, где должна была находиться его рука. Тут же двое стражников бросились в толпу и схватили молодого человека, прежде чем он успел скрыться. Выкрикивая оскорбления и проклятия, он был вытащен на середину улицы, где стоял командир отряда с обнаженным ятаганом, ожидая приказа Джахана о том, что любой, кто хоть как-то нападет на Канюка, должен быть немедленно казнен публично.
Когда преступник подошел поближе, стало ясно, что ему не больше четырнадцати-пятнадцати лет - вспыльчивый парень, который действовал в юношеском приподнятом настроении, не задумываясь о последствиях. Командир заколебался. Он был порядочным человеком, у него был собственный сын, и он не хотел лишать чужую семью их сына просто за то, что они выражали отвращение, которое все – включая командира – чувствовали в присутствии человека в маске.