Здорово? Ах ты, зелень морская! Посмотрю, как вы это сделаете!
— Итак, решено, — подвел итоги Анатолий. — Искать согласны все?
— Все!
— Все!
— Кто за? Поднимите руки! Единогласно. Собрание считаю закрытым.
…Утро, как и все лагерные утра, было полно суетой и сборами. Увязывали палатки, уплотняли рюкзаки, грузили на лошадей вьюки; дежурный распоряжался, повара были заняты у огня. Более спокойная минута выдалась за завтраком. Эту минуту я и выбрал для удара. Когда все пили чай, сосредоточившись на этом горячем занятии, я, сделав вид как можно более невинный, спросил:
— Итак, вы решили искать пещерный лотос?
Все глянули на меня в смятении, ожидая, что я скажу еще.
— А мы думали, что вы спали, — наивно проговорила Юля Крутова, но никто даже не улыбнулся.
Удара не получилось. Мне пришлось поторопиться со своим решением.
— Я не возражаю. Только об одном договоримся: работа на первом плане и поиски ни в коем случае не в ущерб.
Дружное «ура» грянуло мне в ответ.
3. ЛЕГЕНДАРНАЯ ДОЛИНА
На девятый день трудного, изнурительного пути мы вышли в плоскую обширную долину, окруженную беспорядочно вздыбленными хребтами. В центре лежало озеро, приветливое, лазурное, и все повеселели.
Это было озеро Зор-Кулъ, а долина — Боли Дуньо, что означает «крыша мира». Настоящая крыша! На высоте четырех тысяч метров! Здесь нам предстояло работать до середины августа, до тех пор, пока по вершинам не ударят первые метели.
Говорят, у каждой местности свое обличье.
Облик Памира можно назвать сурово-устрашающим. Горы, горы, бесконечные гранитные цепи гор.
Вывороченные, будто чудовищным взрывом, глыбы камня. Черные пропасти. А по вершинам — снега и льды. И куда ни посмотришь, всюду грозно вскинутые пики, закованные в пояса ледников.
Есть в этом особая первобытная красота, но она не радует глаз. Горы подавляют своей мощью, словно подчеркивая, как ничтожно мал человек в сравнении с ними и со стихиями природы. Здесь еще продолжает складываться лицо Земли, и грандиозные обвалы, лавины, мгновенные землетрясения вдруг на глазах меняют облик гор.
Летом долины, то узкие, то широкие, зажатые стенами горных цепей, полны жизни. Там и тут к небу синими ручьями поднимаются дымки, а по ночам упавшими звездами светятся огни чабанских костров.
Мы устроились на берегу озера и со следующего дня взялись за исследование долины. Комсомольцы не теряли времени: расспрашивали чабанов о таинственном лотосе, знакомились с молодежью. И быстро пощла, покатилась по всей долине, как горное эхо, перекидываясь в другие долины и пастбища, молва: пришли люди, которые ищут пещерный цветок, прозрачный, как горный ключ, сгорающий на солнце золотым пламенем. Вскоре не было ни одного чабанского стана, аула, где бы не говорили об этом событии, не вспоминали все когда-либо слышанное о чудо-цветке.
Однажды в душный жаркий полдень к моей палатке подлетел на коне стройный смуглый парень.
Осадив коня перед входом, вздыбив его в жарком порыве, парень крикнул:
— Дело есть!
Я поднялся навстречу:
— Говори!
— Кто ищет золотой цветок?
— Мы ищем! — сразу обступили его ребята.
— Я знаю, — кто может рассказать про него, — ответил парень, сверкнув карими глазами.
— Кто же?
— Дед мой, Артабан Сагадаев.
— А где он, Артабан Сагадаев?
— Здесь чабанует, недалеко.
Двое наших поскакали с парнем приглашать старика в гости.
Глава рода Сагадаевых приехал с младшим сыном и внуком. За чертой лагеря они остановились, младшие помогли старику сойти с коня. Артабан Сагадаев шагал, опираясь на плечо сына. И хотя старик держался прямо, это была уже не стройность, а скорее многолетняя привычка к седлу. Его глаза, умные, зоркие, смешливые, говорили, что ещё много жизни в старческом теле, но больше ума, жизненного опыта.
— Милости просим! — приветствовала его за всех Юля Крутова.
После обеда повели неторопливый разговор о жизни, о Москве, о работе, о Памире. Анатолий несколько раз подходил, садился рядом со мной и пристально глядел в столетнее лицо старика, словно старался определить, сумеет ли чабан дать ответ на загадку.
Старик спросил, кто этот молодой человек с тревожной душой, которая не умещается в темной глубине его глаз.
Я рассказал.
А когда были наполнены душистым чаем пиалы и опорожнены раз и другой, установилось то задумчивое, чуткое настроение, какое всегда бывает ночью у костра. В такие минуты ждешь чего-то необычайного, что приходит в шепоте самой ночи или в словах людей. Кто не испытывал этого чувства — или мальчишкою в ночном, или на привале в походе, или охотником в тайге! Ждешь, что слова у костра должны быть какими-то особенными, сказочными, полными тайны и внутреннего трепета. И когда пришла такая минута, заглянула в душу каждому, Юля Крутова подняла большие добрые глаза и обратилась к гостю:
— Мы просим рассказать о чудесном пещерном цветке. Есть ли такой цветок и как его найти?
— Да, да, расскажите, — поддержали все Юлю.
4. КРАСАВИЦА АЛАН-ПОЛЬ
Вот какую легенду рассказал старик.
Было это в те времена, когда Искандер-завоеватель раздавил тысячелетнюю державу иранских царей Дариев и, желая захватить весь мир, шагнул на берега нашей Аму-Дарьи, которая называлась тогда Оке. Только не в добрый час! Все поднялись тогда да землю, за воду, за имущество и домашних своих и встали на порогах с мечом и копьем. Но железные воины Искандера были беспощадны: убивали всех, даже мальчиков, чтобы утвердить свое владычество на века. Они лили кровь народа, как воду, и волны Окса краснели, как на закате солнца.
В долинах Пянджа, по среднему течению Аму-Дарьи, трудилось тогда небольшое племя тадхаев.
Оно проводило воду на поля, выращивало виноград, фрукты, пасло стада на равнинах Пятиречья. Это было мирное, но гордое племя. Не хотело оно попасть в рабство к захватчикам. И все взялись за оружие.
Но неравными были силы: воины Искандера оттеснили их вверх по реке и преследовали, загоняя все глубже в горы, через эту самую долину Боли Дуньо и синее озеро Зор-Куль, дальше, к черным хребтам Сарыкола.
Все люди племени тадхаев — и мужчины, и женщины, и старики — карабкались по кручам в надежде найти хоть небольшую зеленую долину. Но долины не было. Клубились, гремели грозные тучи, молнии били беспрерывно, будто вражеские стрелы, и в их блеске все вдруг увидели черную пасть пещеры, а над нею, как гребень дракона, три огромных черных зубца.
В пещере было темно, люди не посмели сделать и шагу вглубь: опустились у входа и, прижавшись друг к другу, заснули тревожным, горьким сном изгнанников. Много дней сидели тадхаи, боясь пройти дальше, в глубину черной утробы. А там, в вечных сумерках, чуть поблескивало озеро, и ни волна, ни рябь не нарушали его спокойствия, только ручей вытекал из него.
Стало голодать племя тадхаев. Были смельчаки, которые выходили в туман искать добычу, но они или не возвращались, сорвавшись с обледенелых круч, или приходили с пустыми руками. Тогда старейшины племени — древние, как камни, старики — вошли в пещеру и сели там на берегу озера в круг совета. И родилась у них страшная мысль. Они сказали: «Давайте принесем в жертву богам молодых девушек племени: бросим их в воду».
Девушки встали, поклонились родным и медленно пошли к черному озеру.
— Стойте! — раздался тут звонкий голос. — Зачем умирать всем?
Это крикнула Алан-Поль, самая красивая девушка племени, дочь старого Гулара, бедняка, которому и в долине Пянджа скудно, светило солнце: не имел он ни своей земли, ни своей воды, а работал всю жизнь на богатеев. Алан-Поль остановила девушек и вышла вперед, высокая, стройная, с горящим взглядом. Старейшины урожакцце двинулись к ней, думая, что она хочет поднять бунт против воли богов. Она же бесстрашно взглянула в их погасшие глаза и сказала: