Когда машина пошла на третий заход, Барч вдруг почувствовал, что пол под ним проваливается и он вместе с креслом, в котором сидел, летит вниз.
Вися под куполом парашюта, он видел, как его аппарат, оставляя дымный след, падал все ниже и ниже, приближаясь к поверхности океана.
Дальше все произошло, как в дурном сне. Скалы внезапно угрожающе выросли и, казалось, нацелились на него своими жесткими пастями. Он больно стукнулся коленкой об острый выступ и почти одновременно грудью о вертикальную стенку. У ремня отскочила пряжка, и Барч вывалился из кресла — к счастью, с небольшой высоты.
Кресло ветром поволокло Дальше, и оно исчезло вместе с запасом продовольствия и медикаментами, уложенными в герметические карманы под сиденьем.
Прошло несколько минут. Первым, почти машинальным движением Барч достал из нагрудного кармана блок-универсал. Упругая пластмасса корпуса осталась цела, но внутри что-то лопнуло. Он лишился главного — связи с окружающим миром.
Стиснув зубы и волоча ушибленную ногу, Барч вполз по пологому склону на скалистый гребень, чтобы оглядеться.
Вокруг расстилался океан, синий, казавшийся бездонным.
Волны равнодушно набегали из-за горизонта, тыкались в скалы, составлявшие островок, словно удивляясь, зачем он здесь.
Этот безвестный островок, веснушка на лице океана, скорее всего не имел даже названия.
Барч повернулся на спину. Лежа на камнях и глядя на кусок неба, словно обгрызенный по краям силуэтами острых скал, он стал припоминать, как все произошло.
Первым перед его мысленным взором предстал тюремщик Свенсен.
II
…Тюрьма выглядела так, как и представлял ее себе Барч по многочисленным фотографиям: целый научный городок, без единого кустика или травинки на гладкой пластмассовой мостовой, и все это покрыто огромным прозрачным колпаком.
— Убежать отсюда невозможно, — говорил убежденно Свенсен. Его чуть запавшие глаза и жесткие складки у рта придавали ему вид пророка. — Сюда есть только вход. Как в Дантов ад. Обратно? Xa. В этой стене вы не найдете даже шва.
— А трещины?
Свенсен ударил кулаком по прозрачной стене. Кулак отлетел, как от тугой резины.
— Она многослойная. Все слои самозатягивающиеся. Масса гибкая, не трескающаяся. Ее не прошибет даже пуля!
— Но ведь есть вход! — настаивал Барч.
— Вы хотите сказать: тем самым и выход? Человек может выйти. Микроб же — нет.
— Один все-таки вышел?
— Среди наших заключенных нет того, кого вы ищете.
— Охотно верю. Но ведь не с Марса же он свалился!
— И это совершенно исключено. Ракеты обеззараживаются с полной гарантией. За этим следит Контроль Безопасности.
— Но ведь есть бактерии, которые специально доставляются с других планет. Они тоже поступают к вам?
— В специальных сосудах и прямо в особый корпус. Вон видите тот дальний, как бы в дымке. Там еще два таких колпака, как этот. Дополнительная изоляция.
— А вы не думаете, что на Луне могли уничтожить не всех микробов? — спросил Барч. — Ведь ракеты с Луны не дезинфицируются.
— К сожалению, это исключено, — сказал Свенсен сурово. — И вы отлично знаете, что на Луне были только анаэробные бактерии. Подумать только, — воскликнул он, совсем как пророк, вскинув руки кверху, — уничтожить все микроорганизмы на целом небесном теле! Это была трагическая ошибка! Просто не верится, что такая же судьба угрожала и Земле. Помните, как начали уничтожать все вирусы гриппа, возбудителей дизентерии, холеры? Некоторых так вывели начисто. Теперь их ищут на Венере.
— Пойдемте, — добавил он другим тоном.
— Где же вход?
— Перед вами.
Только приглядевшись, Барч увидел на простиравшемся перед ним участке стены тонкий, как волос, стык и почти совсем прозрачные петли.
— Это единственное место на земном шаре, — пояснил Свенсен, — где существуют еще сторожа. Конечно, никто не подумает войти сюда без спросу. Но Контроль Безопасности настаивает… Откройте! — произнес он громко.
Часть стены отошла. Открылся проход, такой узкий, что им пришлось входить по одному. Вытянув руку в сторону, Барч почувствовал, что она упирается во что-то твердое. Они очутились не прямо под куполом, как он думал, а в коридоре.
— Обработка уже началась, — сказал Свенсен, указывая на пол, усеянный пупырышками с крохотными отверстиями. — На ногах ведь приносится больше всего бактерий.
— А им запрещен и вход?
— Разумеется. Нелегальный, я имею в виду. И ваш танталус не смог бы проникнуть к нам, даже если бы захотел. Понимаете теперь, почему я так твердо заявляю, что его у нас нет?
— Однако не для того же, чтобы я в этом убедился, вы пригласили меня сюда?
Свенсен промолчал.
Коридор упирался в глухую стену большого корпуса. Минута ожидания — и пупырчатый пол стал медленно опускаться. Когда он остановился, отверстие наверху закрылось глухой шторой. Теперь им предстояло удивительное путешествие.
Свенсен и Барч разделись, одежду сложили в какие-то герметические ящики. Потом они стали переходить из одного помещения в другое через тамбуры с двойными дверями. Их обрызгивали и обдували, мыли и терли струями растворов разного состава и температуры. Барч, зажмурив глаза, шел за Свенсеном. После обмываний начался цикл облучений: шли то в оранжевом, то в голубом, то в зеленом свете, который излучали просвечивающие стены, то в полной темноте.
В одном месте контрольные приборы, следившие за всеми процедурами, выразили какое-то сомнение, и им пришлось повторить заново одну из только что проделанных серий обработки.
Наконец было получено разрешение надеть новенькие комбинезоны. Легкие костюмы висели в герметических шкафах с цифрами размеров и роста на дверцах. Глухие, словно для полета на планеты, молочно-белые комбинезоны оставляли открытыми лишь лицо и руки. Еще один контрольный осмотр, и вот двор тюрьмы.
Свенсен указал на длинный корпус.
— Тут гриппы. Все, сколько их ни есть. Сто с чем-то. А этот корпус чумной. Тоже, как видите, не маленький.
— Чистый анахронизм, — поспешил добавить он, заметив, что Барч поежился при слове «чумной». — Один из парадоксов медицины заключается в том, что чума за то время, пока она находится здесь, под замком, так изучена и против нее найдены такие сильные и быстродействующие средства, что, вырвись она даже сейчас на свободу, это причинило бы только лишние хлопоты, и все. Если бы человечество располагало этими средствами прежде, чума считалась бы невинной болезнью, гораздо более безобидной, чем грипп. Я имею в виду обыкновенную чуму, конечно.
— А есть и особые?
— О, в последнее время открыто много видов, которых прежде не знали. Их не различали потому, что они встречались в виде ничтожных примесей к обыкновенной бубонной чуме. В том числе открыта чума, — в голосе Свенсена зазвучал оттенок гордости, — по сравнению с которой все, что знало человечество, — ничто. Против нее не действуют сыворотки.
— Я вижу, вы в восторге от нее. Так, чего доброго, вы станете приветствовать и танталуса?
— А почему бы и нет? — немедленно откликнулся Свенсен. — Вспомните историю с возбудителем возвратного тифа, — сказал он, останавливаясь и придерживая Барча за локоть. — Его уничтожили по приговору медиков. Что произошло дальше? Через десять лет после того, как был убит последний экземпляр, один микробиолог, изучая уже книжные труды, установил, что этот жизнедеятельный организм был бы чрезвычайно полезен — в соответственно трансформированном виде, конечно, — для человека. Попробуйте поищите теперь возбудителя возвратного тифа по всей вселенной!
Свенсен сжал с силой, которую трудно было ожидать в человеке столь щуплого телосложения, руку Барча. Тот посмотрел на собеседника. Его предупредили о «коньке» знаменитого тюремщика.