— Да. И разве тебя не научили не перечить старшим? Можно было бы и больше уважения проявить к твоему прапрадедушке.
— Какого хрена? Ты только что своими руками убил Ци Жуна! Он же мой кузен! — перебил его в приступе негодования Се Лянь. Он так дотошно искал в словах Цзюнь У подвох, что бы увидел его почти сразу. Он не учёл, что Лазурный Демон в Ночи не был ему родным братом, а лишь кузеном. И на это ему тут же справедливо указали, отметая не самый лучший из аргументов прочь одной простой фразой:
— По линии матери. Я со стороны отца. Бездарный, кстати, был отпрыск. И погиб так же глупо. Бесталанный, в общем.
Воспоминание о смерти родителей дрожью бы пробило тело Се Ляня, но это произошло так давно, что он не мог больше по ним печалиться. Они мертвы уже восемьсот лет. Было бы глупо каждый раз терять голову от того, что кто-то так много лет назад покончил с собой.
Пока Цзюнь У и Се Лянь рефлексировали, один ошарашенно, а второй победоносно, бабочка успела разместиться на потолке совсем недалеко от огромного канделябра. Но это действие не прошло незамеченным. Даже больше. Бай Усянь был совершенно спокоен.
Се Лянь резко схватился за горло, ощущая, как проклятая канга начинает сжиматься на нём всё туже и туже, перекрывая не только кислород, но и поток крови в обе стороны. Так вот что было его оберегом и проклятьем. Канга исключила его из рядов небожителей, поврежденных ударом силы день назад. Энергия Цзюнь У и его же кровь, текущая по венам Се Ляня, сделали его неприкосновенным для того приказа небожителя. Но они же продолжали быть вечными оковами, оставляя его в полной власти Нефритового Императора. И сейчас он явно пытался отобрать у Се Ляня его жизнь.
— Прекрати! Почему бы тебе не сразиться с достойным противником? — Хуа Чэн возник перед Наследным Принцем Сянь Лэ, заставляя Цзюнь У разорвать с Богом Войны в Короне из Цветов зрительный контакт. Тот сразу смог облегчённо сделать вдох, наполняя лёгкие. Да, дышать было определённо приятно. Но какой же ценой ему достался этот вдох.
— Отлично. Я ждал, пока ты появишься. Иногда я даже жалею, что ты — не мой кровный родственник. Но это не страшно. Ты хотя бы достойный. Увы, Се Лянь не так смышлён как ты, и не способен понять сразу моей идеи, — Цзюнь У был совершенно не удивлён появлением Хуа Чэна. Похоже, он и Се Ляня придушил только для того, чтобы спровоцировать. Он словно бы игрался с чувствами детей, заставляя их выполнять трюки. Подменял сладости горькими овощами и ферментированными бобами вместо орешков в сиропе. Это было жутко, то, насколько хорошо мужчина понимал своих противников.
Хуа Чэн бросился в атаку, доставая Эмин, пожалуй, единственный клинок во всех трёх мирах, способный нанести незаживающие раны любому существу, даже настолько невероятному, как Бай Усянь. Но чтобы ранить кого-то, нужно было сперва до него добраться. А Бай Усянь не позволял этому случиться. Ловко отражая каждую атаку своим клинком, он даже позволял себе вставлять реплики, из которых перед глазами Се Ляня и Хуа Чэна вырисовывалась картина прошлого, никому не известная, но невероятная.
— Она была прекрасна в своей юности, а я считал себя сильнее всех. Сильнее богов и небес, демонов и всех людей. Я думал, что я сильнее природы и даже течение времени мне по зубах, когда она целовала меня в шею и ласково шептала слова одобрения. Её прикосновения обжигали кожу, а молитвы лились мне прямо в уши, минуя Советников. Я потерял половину сил в ту ночь, когда возлежал с ней и зачал ребёнка, но она восполняла их ежедневно своей искренностью. Так что к моменту падения я имел почти всё, что было раньше. Если бы не та ошибка, если бы не ребёнок, которого она носила под рёбрами, если бы не небожители, отказавшиеся протянуть мне хотя бы каплю своих сил для поддержки, катастрофы не случилось бы. Моё падение было их общей виной. Ответственность за всё, что тогда произошло, лежала на плечах каждого, кто слышал мольбы, но не отвечал. И, знаешь, — этот рассказ уже был даже не столько для Се Ляня, который мог собрать кусочки воспоминаний Цзюнь У из своих снов и мыслей на горе Тунлу, а для Хуа Чэна, молчаливо поджавшего губы и метавшегося с клинком туда-сюда. Он словно алый вихрь напирал, заставляя противника защищаться. Но Цзюнь У и не собирался переходить пока в атаку. Его целью было посвятить этих двоих в свои планы. Возможно, удастся сохранить их двоих? — ты поймешь меня. Ты тоже испытывал это чувство ненависти к ним, богам, которые мнили себя таковыми, прошли Небесную Кару и замирали на месте, словно скованные непосильным грузом. Они опускали руки, зажравшись в своём величии и самоутверждались за счёт верующих и тех, кто не мог ответить. Те тридцать три небожителя… Ты тоже видел их праздность, пустующие печи их огня…
Хуа Чэн не отвечал. Капли пота стекали по его вискам, а металлические украшения позвякивали при каждом рывке и выпаде. Цзюнь У, правда, лишь смеялся. В какой-то момент Эмин скользнул вперёд, но лишь наткнулся на сияющую броню. Впервые в своей жизни клинок столкнулся с чем-то, что он не мог разрубить. Резко ударившись, он натужно зазвенел, отчего и внутри самого Хуа Чэна прошлась волна вибрации, всколыхнувшая каждый орган. Но он собрался с силами и всё же устоял на ногах, ответный импульс от удара был гораздо сильнее, чем он мог ожидать.
— Ай, моя любимая Ай, погибла в ту ночь в жутком огне, — словно и не заметил удара по броне Цзюнь У, продолжая свой рассказ. — Она кричала от боли, а я наблюдал за тем, как она умирает, и понимал, что это небожители — твари без души и целей — виноваты во всём. И тогда я поклялся им отомстить. Знаешь, прямо как ты, я убил каждого, кто мне насолил. Не знаю уж, что тебе сделали те тридцать три бога, но я уничтожил так же своих. Каждого. Я убивал их, не спорю, медленнее. Мне потребовалось едва ли не пять сотен лет, чтобы прекратить жалкое существование каждого, кто остался тогда глух и слеп к моим мольбам. А эти небесные придурки так и не поняли, что произошло. Знаете… знаете что? — в глазах Цзюнь У уже не было ни искры сознания. Безумие читалось в его выражении глаз, в этой пляске стали и ненависти к окружающим. Они предполагали, что свою совесть и человечность Цзюнь У сжёг тогда в медной печи вместе с тремя своими друзьями-советниками, но до этого момента это была лишь неподтвержденная теория. А сейчас…
Се Лянь, наконец, оклемался и даже смог найти взглядом Жоэ. Та пережила потерю куска и вновь чувствовала себя относительно рабочей. Нет, если бы она могла кровоточить, то, конечно, лужа демонической крови уже давным давно растеклась бы под оторванным концом, но лента тоже понимала, что либо она вступит в этот момент, либо никогда.
— Я похоронил их останки прямо на Небесах. Вся эта столица, все нынешние здания и даже этот дворец буквально стоят на останках прошлых богов. А-ха-ха-ха, — безумный смех разливался по залу, звонко отскакивая от стен и разливаясь, наполняя пространство холодящим ужасом.
Поймав взгляд Се Ляня, Хуа Чэн кратко кивнул глазами. Одно моргание чуть дольше, чем нужно, и влюбленные демоны-небожители одновременно атаковали врага с обеих сторон. Сотни серебристых бабочек возникли по зову Собирателя Цветов из ниоткуда и закружились вокруг Цзюнь У, пытаясь ранить его в незащищенные места. Да, они были не способны победить, но раз за разом, ударяясь о броню, они отвлекали его и понемногу царапали единственное слабое место.