Хэ Сюань, загнанный в угол сознания, выдохнул, понадеявшись, что на этом пытка прикосновениями закончилась, но его тело подхватили и рывком уронили грудью на стол. Задетый кувшин вина разлился на стол, намочив ткань. Само керамическое изделие, пошатавшись, скатилось вниз и разбилось. Осколки захрустели под сапогами Ши Уду, пока он мялся на месте. Сталь, покидающая ножны…
В одно мгновение внутри Хэ Сюаня всё похолодело. Умереть второй раз он, конечно, не мог, но всё же обычный, вполне человеческий страх в нём присутствовал. Дальше случилось то, что решило судьбу Ши Уду навсегда.
Металл скользнул по ткани и ювелирно разрезал шелка, оголяя бёдра и ягодицы Повелителя Камня. Не заботясь ни о чём, мужчина попытался сразу приставить свой член к открывшемуся заду, но не попал. Хэ Сюань метался внутри, дёргался, требуя послушания от тела, которое, похоже, выключилось. Чем его напоили?! Паника и ненависть волнами накрывали его. Словно птица, запертая в клетке во время пожара, он грудью бросался на прутья и кричал о помощи, пытаясь избежать неминуемой смерти, не физической, но моральной. Он и не представлял, что Ши Уду способен на подобное, что без зазрения совести опоит каким-то дурманом своего собрата-небожителя и, не слушая отказов, попытается…
А потом пришла боль. Ужасная, она разрывала на части. Такого унижения и отвращения Хэ Сюань не испытывал никогда. Даже умирая в сражении с Божком Пустословом, даже если сложить всю его жизнь, уничтоженную благодаря этому богу, он ещё никогда не чувствовал себя настолько растоптанным.
Он кричал и глох от собственного крика, оставшегося только в сознании, плакал и бился об неприступные стены, пока его безвольное тело раз за разом дёргалось вперёд и назад в такт рванным толчкам Ши Уду. Хэ Сюань ненавидел жизнь, которая у него была, и ненавидел сам факт существования. Он был разбит и уничтожен без шанса на спасение души, осколки которой сейчас были втоптаны в помойную грязь сапогом Ши Уду.
Повелитель Вод ведь даже не спрашивал, не предлагал никогда ничего большего, чем ночёвка в гостевых покоях, а просто взял то, что хотел, не интересуясь мнением Мин И.
Это было ужасно не только для Хэ Сюаня, но и для его приёмной личности. Это был позор всем Небесам и несмываемый грех, за который полагалось вечное горение и изничтожение души. Но поделать с ситуацией мужчина всё равно ничего не мог. Член Ши Уду раз за разом вгонялся внутрь, вызывая рвотные позывы и крики Мин И, но его горло уже не порождало ничего. Только сиплые вдох и выдох поддерживали жизнь в безвольном теле Хэ Сюаня. Теле, которое теперь было таким же ненавистным. Что ж, он никак не мог найти повод ненавидеть. Теперь он его получил. Сполна. По самые кишки.
А потом Ши Уду кончил. Прямо внутрь. Дёрнулся пару раз, издал какой-то странный звук и обмяк на несколько секунд, тяжело пыхтя прямо в ухо.
— Тебе же понравилось, мой сладкий? Я рад, что наконец у тебя есть секрет со мной, а то ты только с Ши Цинсюанем секретничаешь, и всё. Я такое не люблю. Я, знаешь ли, ревную.
Его голос, этот тон… У Хэ Сюаня уже не было сил. Он израсходовал всё, что мог. И в этих криках юноша, которого сегодня окончательно сломали, осип и превратился в историю, главные герои которой мертвы и похоронены на пустыре у бездорожья.
— Славный, славный мальчик. Не забудь вести себя хорошо. Иначе я всегда смогу сказать, что не уверен, что ты настоящий небожитель. Говорят, кто-то из демонов пытался отказаться на Небесах. Ты же не хочешь вдруг подвергнуться проверке… Демонам не страшны прыжки с небес, а вот небожителям… Как думаешь, больно ли это, падать с небес в кратер вулкана? Мне кажется, очень неприятно.
Что было дальше, Хэ Сюань уже не помнил. Сознание тогда отключилось окончательно, сберегая его психику. Очнулся Повелитель Земли уже в своих покоях. Тело слушалось слабо, а боль, прострелившая снизу и до самого подреберья при вдохе, напоминала о событиях ночи, которую он хотел забыть. Он отомстит… Он найдёт момент и отомстит! Боль Ши Уду будет безграничной. Смерть покажется сладким, желанным избавлением от мучений. Варианты уничтожения братьев, ненадолго отложенные в сознании, вновь закрутились водоворотом. То, что мужчина пережил, хотелось забыть как страшный сон, но пламя ненависти, сжигавшее до этого его лишь жалким тлением углей, вновь заполыхало, обновив краски на картинах прошлого за счёт контрастов настоящего. Хэ Сюань мёртв благодаря этим двум засранцам. И он будет жить только для того, чтобы с триумфом опустить их ниже бездны.
В тот вечер один из небожителей временно покинул небеса, ни с кем не прощаясь. Решил попутешествовать своими владениями да послушать молитвы, ступая по земле. Дело довольно обычное, пускай и не особо приветсвующееся. Но небесные чиновники всё же не цепные псы — им не требуется разрешение хозяина, чтобы покинуть конуру. Именно этим правом тогда и воспользовался Хэ Сюань. Он не хотел видеть никого. Тем более он не хотел видеть Ши Цинсюаня.
========== Тянет в болотную топь заколдованных мест ==========
«Тело пребывает в страдании, но душа — в блаженстве», — насмешливо повторял его собственный голос, когда юноша валялся в грязи.
Разбитый нос вновь возвращал позабытый вкус собственной крови, стекающей по горлу и мешающей дышать. Перебитые пальцы и сломанное колено вместе с истерзанной плетью спиной — вот и всё его наследство, дополненное клеймом вора, всё ещё полыхающим на обнажённом плече.
Се Лянь не противился и не пытался отползти в сторону, позволяя сгущающимся облакам пролиться на него дождём. Разорванная одежда всё равно не защищала от холода, а сердце давно перестало биться, так что можно было не беспокоиться о мучениях.
Первые капли упали на лицо, звонко разбиваясь об кожу, бледную и словно бы высеченную из камня, как у тех его статуй, когда-то величественно возвышавшихся в храмах. Как и многие другие сверженные до него небожители, Се Лянь, достигнув дна, продолжал падать в бездну ниже и ниже.
«Тело пребывает в страдании, а душа — в блаженстве», — шептал безумный голос, пока языки пламени облизывали оболочку, хранившую эссенцию Се Ляня.
Беснующаяся толпа вокруг ликовала, предавая огню мерзкое существо, убившее сотни невинных путников, монстра, пожирающего детей и оставляющего их хладные трупы валяться в постелях рядом с матерями. А у него не было сил даже кричать. Се Лянь давно перестал сопротивляться обстоятельствам и жизни. Он перестал противиться, позволяя людям, словно неразумным детям, творить то, что хочется. Ненавидя себя, он причинял мёртвому телу боль чужими руками, не имея возможности покинуть этот мир уже не из-за подачки бессердечных небес, а из-за проклятия собственного неусмирённого духа.
«Тело пребывает в страдании, а душа — в блаженстве» — уже откровенно смеялся над ним Безликий, созданный воображением, когда пятнадцать смертных мужчин, подлив в воду снотворное, раздевали бессознательное тело. Их не останавливало ни отсутствие сердцебиения, ни то, что жертва была на вид гораздо младше, чем стоило бы… Их не останавливало ничего. Кроме клинка.
Да, тело в страдании, но душа в блаженстве. Не втоптана в грязь вместе с гордостью и самоуважением. Душа, пускай истерзанная и извращённая, всё ещё была душой. Верная Жоэ метнулась, стягиваясь мёртвой петлёй на пятнадцати шеях и разом переламывая их. Пускай Се Лянь уже не верил в себя, но были другие. Так он и лежал, отключившись, единственный настоящий мертвец посреди горы трупов с лентой, вернувшейся на запястье, где с годами появлялось всё больше шрамов.
Безликий преследовал его, казалось, бесконечно, проникая в сознание в самые худшие моменты жизни, и словно бы ставил финальную точку в очередной жизни Се Ляня. Но наследный принц, словно упрямый осёл, возвращался назад вновь и вновь, воскресая из пепла, окружённый и защищённый верной Жоэ. В отличии от Белого Бедствия, он смирился с собственным поражением и принял его как часть своей жизни. Его жизнью управляли не канги и проклятия, а решения и случаи.