— Мне вспомнилась Гидра, госпожа.
— Гидра? Какая еще Гидра?!
— Лернейская, госпожа.
Кажется, она ждала любого ответа, кроме этого.
— Россказни про болотное чудовище помешали тебе возлечь со мной? И ты рассчитываешь, что я поверю этому?
— Не россказни, госпожа. Я видел Гидру. Встречался с ней.
— И остался жив?!
— Да.
— Каким образом?
— Не знаю. Она даже не тронула моего коня. Когда мы уезжали, там лежал убитый олень. Полагаю, она угостила меня олениной.
— И ты ел?
— Нет. По оленю расползался яд, я не рискнул.
Ее пальцы резко сжались. Еще чуть-чуть, и она вырвала бы у меня прядь волос. Это было больно, но я промолчал. Не вздрогнул, ничем не выдал, что поведение Сфенебеи пугает меня. Пугает после Гидры? Она бы точно не поверила.
— Ты меня боишься? — после долгого молчания спросила она.
В голосе Сфенебеи я слышал насмешку. Я ждал, что услышу еще и обиду, но этого не случилось.
— Я похожа на Гидру?
— Не ты, госпожа. Твои служанки. Они напомнили мне Гидру. Даже будь я мертвецки пьян, это воспоминание отрезвило бы меня. Да что там! Оно бы подняло меня не только с ложа, но и из могилы.
— Почему я тебе верю?
— Потому что я говорю правду.
В покоях было темно. Единственный светильник, чей фитиль трещал от огня, грозил погаснуть в любой миг. Густо набеленное лицо Сфенебеи луной висело надо мной. Я вспомнил рассказ о том, что Селена, богиня луны, каждую ночь заглядывает в Латмийскую пещеру и любуется прекрасным охотником Эндимионом, сгорая от неразделенной любви. Бессмертный юноша спит вечным сном — такое условие поставил ему Зевс, угостив нектаром. Наставник Поликрат, впрочем, утверждал, что Селена родила от спящего полсотни сыновей, на что наставник Агафокл только хмыкал и удалялся, чтобы не сказать лишнего при детях.
Селена и Эндимион. Беллерофонт и Сфенебея.
Наши истории схожи.
— Ты смущен, — она убрала руку с моей головы. Понюхала ладонь, наслаждаясь запахом моего пота, словно ароматическими притираниями. Улыбнулась, бестрепетно встретив мой взгляд: — Тебя смущает мое присутствие? Мои расспросы? Хочешь, я угощу тебя олениной? В ней не будет яда, клянусь.
— Это твой дворец, госпожа. Я всего лишь гость. Поступай как знаешь.
— Тебя смущает мое поведение?
— Да.
— Твой отец знал женщин, помимо твоей матери?
— Да.
Я вспомнил женщин под покрывалами, которых приводили к отцу. «Моления о благоденствии стад услышаны! Прочие моления не услышаны…»
— Среди них были такие, кто младше твоего отца? Сильно младше?
— Да.
— Они приходили по любви? Или за плату?
— По-разному.
— Приглашал ли он танцовщиц? Флейтисток? Только не говори мне, что не знаешь, что делают флейтистки, когда не дуют в свою флейту!
— Приглашал. В доме были гости, их следовало уважить, развлечь…
— Брал ли твой отец женщин силой?
— Не думаю.
— На войне? На войне мужчины насилуют пленниц.
— Про отца не знаю. Наставник Поликрат рассказывал… Он брал. Говорил, на войне все так делают.
— Тогда почему же ты отказываешь мне в тех вещах, в которых не отказывал себе ни твой отец, ни наставник Поликрат? Только потому, что у меня под животом не меч, а ножны?!
— Кто я такой, чтобы отказывать тебе, госпожа?
Разговор меня тяготил. Сбежать? Нет, это прямое оскорбление.
— И все же ты мне отказал. Случись все иначе, мы бы сейчас не разговаривали о превратностях войны, а занимались радостями жизни. Повторю вопрос: тебя смущает мое поведение? По отношению к тебе? Отвечай, от твоей искренности зависит твоя судьба в Аргосе.
— Я первый, кто отказался. Это значит, что я не первый, кто…
— Заинтересовал меня.
— Да.
— Не первый в этой спальне. Продолжай.
«Будь осторожен, — шепнула память. — Во дворце ванакта не чтут Геру».
Я закрыл глаза. Я видел не Сфенебею, холодную луну в темном небе. Я видел свой въезд в Аргос. Великие боги! Каким же глупцом ты был, несчастный Беллерофонт! Да еще и глухим на оба уха.
…толпа сопровождала меня через весь город.