— То — другое дело…
— Как это — другое? — Она снова наклонила голову и осыпала быстрыми поцелуями загорелое плечо Люка. Господи, как же она обожает его тело! — Другое потому, что ты мужчина, а я женщина? — Она осторожно покусала кожу на плече, а у него вырвался свистящий вздох. — Ты твердил мне, что ты сторонник равных прав. Вот мы и узнаем, правду ли ты говорил. Хорошо? Я просто плачу тебе той же монетой.
Он был поражен, а она с довольной, дразнящей улыбкой медленно стянула с него плавки. Теперь он готов для того, что она задумала.
Люк ругался на своем родном языке и ерзал по кровати.
— Отвяжи меня. Сейчас же! Это не смешно…
— А это и не должно быть смешно, — ответила Кимберли.
Он весь горит от возбуждения, и она безумно его хочет. Но она не будет торопиться. И заставит его тоже подождать. Весело засмеявшись и бросив на него взгляд обольстительницы, она начала водить ладонями по его телу, задержавшись на упругом животе.
— Отпусти меня! — Он дернул руками, но наручники надежно держали его.
— Ну нет. — Ее рука заскользила по бедру Люка. — Ты будешь лежать так, как мне хочется, и ровно столько, сколько мне понадобится, чтобы насытиться тобой.
— Ты не сделаешь этого…
— Я уже делаю. Ты узнаешь, что такое подчиняться, когда тебя изводят сексуальным наслаждением.
Он снова выругался и снова задергал руками, но наручники не подвели и крепко его держали. Кимберли наклонила голову, и ее огненные волосы упали Люку на живот. Она стала водить языком ниже пупка и увидела, как у него напряглись мышцы, но она не торопилась. Она слышала его хриплое дыхание, да и сама была охвачена чувственным возбуждением, продолжая облизывать и покусывать его тело. Люк тяжело дышал, пытаясь освободиться от пут, но это ему не удалось, глаза его гневно сверкали, и он продолжал ругаться на родном языке.
— Если ты хочешь, чтобы я поняла, что ты говоришь, то изъясняйся по-английски, — с насмешливой улыбкой сказала она. — Чего ты хочешь, Люк?
Он уставился на нее затуманенным от желания взглядом и, облизав губы, пробормотал:
— Я хочу, чтобы ты дотронулась до меня… там. Дотронься… сейчас.
Она почувствовала торжество.
— Не сейчас. Я пока не готова… да и ты тоже. Он закрыл глаза, и у него на лбу выступили капельки пота.
— Кимберли, пожалуйста…
— Я дотронусь, когда буду к этому готова. А пока что лежи спокойно. — Она смотрела на него с улыбкой искусительницы и облизала края его губ.
Люк хотел было поймать ртом ее язык, но она увернулась, и он выругался.
— Кончай свои шутки, Кимберли!
— Это не шутки. Я не шучу с сексом. — По его глазам она поняла, что он узнал собственные слова, и посоветовала: — Просто расслабься, Люк. Ты, видно, не заметил, что на этот раз всем управляю я. Ты не сдвинешься с места, пока я этого не захочу.
Он тихонько выругался и напрягся еще больше. Кимберли довольно засмеялась. Он хочет ее так же сильно, как и она хочет его, и осознание этого волновало.
— Я заставлю тебя стонать и молить меня, Люк, — прошептала она, обводя кончиком языка его скулы. — Ты обезумеешь от желания и забудешь, кто ты и где ты.
Она прошлась ладонью сверху вниз вдоль тела Люка и замерла в самой нижней точке. Он сжал челюсти, и глаза зловеще блеснули.
— Ты ответишь за это.
— Пока что наказан ты, Люк.
Но, говоря по правде, она тоже чувствовала себя наказанной. У нее все пульсировало и болело от накала желания. Она продолжала ласкать все уголки на теле Люка… за исключением одного места, которое набухло и взывало к тому, чтобы тоже быть обласканным.
— Кимберли… — В его голосе прозвучала мольба.
— Рано… — Невзирая на горевшее глубоко внутри желание, она была полна решимости подождать, прежде чем дать ему полное удовлетворение. — Ты не попросил, как следует.
— Meu Deus… — Он зажмурил глаза.
А она ждала, чувствуя себя сильной и могущественной. Ждала, пока в его теле не напрягся каждый мускул.
— Кимберли… — Голос Люка дрожал, и его бедра приподнялись. — Я прошу тебя…
И только когда Люк издал хриплый стон удовольствия, Кимберли улеглась поверх него. Люк приподнялся, чтобы прижаться к ней и взять в рот ее грудь, но она отодвинулась.
— Я по-прежнему главная, Люк, — прошептала она, хотя сил сдерживаться почти не оставалось.
Но когда он весь взмок и глаза его заволокла дымка, она уступила… и себе, и ему. Она дала ему возможность проникнуть в нее, почувствовала сильные толчки внутри своего лона и забыла, что их двое. Они были едины. А неизбежный взрыв оказался такой силы, что она испугалась: уж не выпустила ли она на волю неукротимое, дикое животное, которое уничтожит их обоих и будет буйствовать, пока хватит сил?